Гарриэт явно находилась в озорном настроении. На самом деле Генри был некрасив, хотя и оказался хорошим здоровым представителем своего типа. В нем было около 5 футов 11 дюймов роста — крепко сложенный, видимо, очень сильный мужчина с кирпично-красным в любую погоду лицом. Вечерний костюм не шел ему из-за его широких плеч и слишком коротких ног, что делало его фигуру непропорциональной в верхней части; наверное, он лучше смотрелся бы в простом деревенском твидовом костюме и крагах. Его волосы, довольно жесткие, тусклые были мышиного цвета и наводили на мысль о том, что волосы его матери некогда выглядели так же и были знакомы с перекисью водорода; и правда, он был удивительно похож на мать, такой же низкий узкий лоб и такой же длинный упрямый подбородок, хотя у его матери это говорило слабости, капризном упрямстве, у сына — о несговорчивости и неуправляемой настойчивости. Глядя на него, Уимси чувствовал, что Генри едва ли был тем мужчиной, который мог бы любезно принять Поля Алексиса в свои отчимы; вряд ли он с благосклонностью отнесся бы к такому роману любой женщины, уже неспособной по возрасту иметь детей. Уимси, окинув его глазом умудренного опыта человека, сразу определил в нем джентльмена-фермера, который был не в полной мере джентльменом и недостаточно фермером.
Однако в данный момент взаимопонимание между Генри Велдоном и его матерью, казалось, было найдено.
— Генри так восхищен, — проговорила миссис Велдон, — что вы находитесь здесь, чтобы помочь нам, лорд Питер. Этот полицейский настолько глуп! Похоже, он не верит ни единому моему слову. Безусловно, он имеет самые хорошие намерения, и он порядочный и весьма учтивый, но как может подобный человек понять такую натуру, как у Поля? Я знала Поля. Генри тоже, верно, дорогой?
— О, да, — ответил Генри. — Конечно. Очень приятный малый.
— Генри знает, как безгранично был предан мне Поль. Известно тебе или нет, дорогой, что он никогда не отнял бы у себя жизнь и не оставил бы меня вот так, без единого слова? Это причиняет мне такую боль, когда люди говорят подобные вещи… я чувствую, что могла бы…
— Ну, ну, не плачь, мама, — пробормотал Генри, смущаясь от перспективы душевного волнения и обморока в общественном месте, — Ты должна постараться взять себя в руки. Конечно, мы знаем, что Алексис был недурной человек. И он чертовски нежно к тебе относился… конечно, конечно… Полицейские — всегда слабоумные идиоты. Не позволяй им волновать тебя.
