— Ради Бога, — проговорила она. — Клянусь тебе покойной матерью, я пришла только позвонить по телефону.
Однако довольно было взглянуть на лицо охранницы, чтобы понять: никакой мольбою не пронять этого бешеного мамлюка, прозванного Геркулиной за невиданную силу. Ее держали для особо трудных случаев, и две затворницы уже были задушены ее здоровыми лапищами, как у белого медведя, выдрессированного убивать походя. Первый случай был признан несчастной случайностью. Обстоятельства второго остались невыясненными, но Геркулине строго выговорили и предупредили, что в следующий раз расследование будет проведено досконально. Ходили слухи, что эта заблудшая овца из семейства с очень громким именем уже имела за плечами целый ряд сомнительных несчастных случайностей в нескольких испанских заведениях для душевнобольных.
Чтобы Мария спала в первую ночь, пришлось сделать ей укол снотворного. Проснувшись перед рассветом от острого желания курить, она увидела, что привязана за запястья и щиколотки к краям кровати. На ее крики никто не явился. Утром, в то время как муж в Барселоне искал и не мог найти ее следов, Марию вынуждены были перевести в лазарет, поскольку нашли без сознания, утопающей в собственных нечистотах.
Она не знала, сколько времени пробыла в беспамятстве. Но теперь мир вокруг был полон покоя и любви, а у ее кровати высился монументальный старик с походкой медведя и улыбкой, действующей не хуже транквилизатора; двумя умелыми пассами он вернул ей радость жизни. Это был директор санатория.
Прежде всего, даже не поздоровавшись. Мария попросила у него сигарету. Он дал ей уже закуренную и подарил еще почти полную пачку. Мария разрыдалась.
— Вот и славно, поплачь, сколько душа требует, — сказал врач усыпляющим голосом. — Слезы — лучшее лекарство.
И Мария, не стыдясь, стала облегчать душу, как никогда ей не удавалось этого со случайными любовниками, когда после любовного соития наваливались скука и отвращение. Врач слушал и пятерней расчесывал ей волосы, и поправлял подушку, чтобы ей легче дышалось, и вел ее дальше через лабиринт сомнений с такой мудростью и нежностью, о которой она никогда и не мечтала. Первый раз в ее жизни случилось чудо: мужчина выслушал ее и понял всей душой, не ожидая за это награды — переспать с ней. Целый долгий час изливала она душу и под конец попросила разрешения позвонить по телефону мужу.
Врач выпрямился со всей полагающейся ему по чину величественностью. «Пока еще нет, моя королева, — проговорил он и потрепал по щеке так нежно, как никто и никогда в жизни. — Всему свое время». В дверях он обернулся, послал ей епископское благословение и исчез навеки.
