Ее собеседница ответила:
— Да.
— Значит, он вам признался?
— Ему и признаваться ни в чем не надо было. Я в ту же ночь сама обо всем догадалась.
И в тот момент, — сказала мне потом Колетт, — я вдруг подумала: но ведь это же она предупредила Жана. Без сомнения, она знала, что Марк изменял ей со мной. И она решила: «Муж сумеет заставить их расстаться». Она знала, что он был робким и физически слабым. Никогда бы ей не пришло в голову, что он вот так набросится на Марка. Скорее, она рассчитывала на объяснение между нами, мой страх огласки, стремление уберечь моих родителей, то есть те обстоятельства, которые заставили бы меня расстаться с Марком. Ни к чему другому она не стремилась. Для нее смерть Жана тоже была ужасным и неожиданным ударом.
Когда Колетт стала ее расспрашивать, она сначала запиралась, но в конечном итоге ответила, что действительно написала Жану накануне его смерти («поставив в письме подпись, клянусь вам»), утверждая, что ночью Марк Онет будет у Колетт.
— Если бы только я могла предвидеть… Мы обе понесли суровое наказание. Не завидуйте мне. Я удержала своего любовника, но подумайте о нашей тревоге. Подумайте о том, что ему грозит. От провинциальных судов нельзя ждать снисходительности к преступлениям на почве страсти. Бесполезно будет ссылаться на то, что он лишь защищался; как знать, поверят ли ему? Не вообразят ли судьи, что он придумал какую-нибудь западню, чтобы разделаться с мужем? Но даже если вынесут оправдательный приговор, какой будет наша жизнь здесь, где все меня ненавидят, да и его не очень жалуют? А ведь все наши интересы именно здесь.
Колетт сказала:
— Вы еще не обвенчаны. Вы можете расстаться.
— Нет, — ответила Брижит, — я его люблю, и это несчастье произошло в большой степени по моей вине. Я не покину любимого из-за того, что с ним случилась беда. Нужно добиться, чтобы ваш отец не подавал в суд. Если не начнется формальное расследование, никто не станет болтать. Придется лишь набраться храбрости, чтобы перенести все домыслы, все расспросы. А на это мы вполне способны.
Они долго беседовали, почти всю ночь и «почти как подруги», как выразилась Колетт. Обе любили этого парня и хотели его спасти. Колетт также переживала из-за своих родителей и сына. В конце концов она сказала:
— Вы правы, надо сказать правду папе и маме. Но для меня это невыносимо. Я не могу им рассказать. Они придут в полное отчаяние. Как только я окажусь перед ними, увижу их милые старые и честные лица, мне станет так стыдно, что я не смогу вымолвить ни слова.
