.
Слепое столкновение мертвого и живого, желания и рока, молодости и старости — для этого универсального сюжета нужна сцена. И такой сценой послужил городок в Морване, куда писательница отправилась в поисках няни для Элизабет. Впервые в ее рабочем дневнике упоминание об этой деревне появляется 25 апреля 1938 года: «Возвращение из Исси-л’Эвек. 4 дня безграничного счастья. О чем же еще просить? Благодарность Богу за это и надежда». Она вернется туда в поисках покоя, возможного лишь вдали от парижской суеты.
Мы не должны ошибиться: в «Гостиницу путешественников» посреди повествования входит не кто иной, как сама Ирэн Немировски: «И вот я в кафе, где в темном, покрытом гарью камине мерцает красное пламя, в зеркалах отражаются мраморные столики, бильярд, диван с продырявленной в нескольких местах кожей, календарь 1919 года, на котором изображена уроженка Эльзаса в белых чулках, стоящая между двумя военными. […] В зеркале напротив я вижу, как в раме, свое покрытое морщинами лицо, лицо, изменившееся за последние годы столь таинственным образом, что я с трудом его узнаю». В этом портрете есть предчувствие, но как смогла она об этом узнать? В этой гостинице она будет жить в первые месяцы оккупации, здесь начнет писать «Французскую сюиту», свой последний роман, в котором кровь будет пылать, как адское пламя. В нем обманывают, предают и убивают мужчины, женщины и дети, достигшие температуры кипения крови.
Со времени молниеносного успеха романа «Давид Гольдер» в 1930 г. вплоть до ареста в 1942 г. Немировски, кажется, никогда не удивлялась своей судьбе. Еще в дни революции 1917 года ничто человеческое, а особенно бесчеловечное, не было ей чуждо. «Конечно, — подчеркивал Анри де Ренье, — тот человеческий материал, с которым работает госпожа Немировски, довольно отвратителен, но она наблюдает за ним со страстным любопытством, и ей удается передать нам это любопытство. Интерес оказывается более сильным, чем отвращение»[27]. Из-за этого любопытства она иногда слишком близко подходила к судьбе, в то время как надо было держаться подальше от ее ударов. Но, как говорит Сильвио, «именно этого нам хотелось. Гореть, растрачивать себя, поглощать наши дни, как огонь пожирает лес».
Задуманный как система последовательных разгадок, роман «Жар крови» изображает в привычном и натуралистическом ключе хищный мир исключительного притворства. И вот появляются «четко вылепленные типы», которых поначалу не хватало, молчуны, которые рождаются только во французской провинции! «Каждый живет отдельно, в своем имении, не доверяет соседям, убирает урожай, подсчитывает свои денежки, а до всего остального ему и дела нет». Хотя на Брижит и показывают пальцем, в деревне царит терпеливая недоброжелательность. Молчание держит под контролем ужас. «Эта провинция действительно отличается уединением и дикостью, изобилием и подозрительностью, как и во времена седой старины». Место действия уже готово для драмы «Французской сюиты». Как не отметить на последующих страницах «удивительно деятельную недоброжелательность» деревенских жителей? Это станет сюжетом в
