Она снова подумала, что надо сосредоточиться и купить машину. Права у нее есть, и давно, у нее и машина была, но однажды Ирина продала ее, чтобы удержать курсы на плаву, когда они уже пускали пузыри и ничто, кроме денежной подпитки, не могло их удержать. Она говорила себе, что скоро выкрутится и купит машину, хотя была уже достаточно опытна, чтобы понять: вещь, обращенная в деньги, никогда не обретает прежнюю материальную форму.
Но ничего, она продала «шестерку», зато купит кое-что поприличней. И не будет стоять лицом к лицу с соотечественниками в душном вагоне, рассматривая каждую складку на физиономии попутчика, вдыхая несвежий запах трудового пота и застарелый аромат пальто и плащей, пропитанных духом пережаренного подсолнечного масла. Она будет ехать по дороге, «одетая», допустим, в «восьмерку» красного цвета под музыку какой-нибудь приятной станции, говорила себе Ирина, поднимаясь по эскалатору на Тверскую улицу.
Ирина прошла по залитой солнцем Тверской и повернула в Камергерский, который стал пешеходным и оттого непривычно ленивым.
Кондитерскую она нашла сразу и, как ей показалось, узнала своего нового знакомца. Несколько минут назад, уже собираясь свернуть с Тверской, она сообразила, что не спросила ничего об «особых приметах». А потом одернула себя — пускай он ее узнает, если такой крутой.
Возле кафе стоял мужчина и читал газету, широко расставив руки, ни мало не беспокоясь о том, не мешает ли кому-то такая поза. Прохожие обтекали его, не желая связываться. Подумать только, в который раз изумилась она: банально, но нахальство — второе счастье.
Ирина остановилась, пытаясь получше рассмотреть того, с кем ей предстоит разговор, и, как она предчувствовала, не самый простой. Она сделала вид, что ее заинтересовала витрина модного магазина напротив, и встала перед ней, наблюдая за отражением.
Мужчина наклонился над газетой еще ниже. Ого, да у нас озерцо в кустах? Она улыбнулась. Хорошо хоть не пытается скрыть, не начесывает пряди на лысину. А что ему начесывать-то? Он подстрижен почти под ноль! Ирине стало весело, по крайней мере, человек к себе относится с любовью, не осуждая за то, в чем не виноват. Лысый — значит, смотрите сюда все: да, я лысый и не боюсь этого!
Вообще-то он ничего — рослый, хотя и не каланча пожарная, плотный, но не толстяк. В куртке, но хорошего качества. А обут во что? В стекле было трудно разобрать, и Ирина медленно повернулась. Черные тупоносые туфли блестели.
