— Да нет, милая моя, я и хотел было перерезать их, но по ошибке задел подбородок.
— Плохо дело.
Элиот нехотя улыбнулся. Еще случалось, что они могли вместе посмеяться над чем-то, но все реже. Веселье в их семействе умерло вместе с любовью. Может быть, он действительно любил ее когда-то, хотя по прошествии времени это казалось скорее каким-то исступлением. Единственное, что оставалось у них от прошлого, это физическое влечение. Привычное желание и удовлетворение его в одно и то же привычное время — в общем-то совершенно безрадостный секс.
Элиот подошел к кровати, откуда мог видеть ее стоящей возле ванны. И здесь он заметил огромный синяк у нее на ноге сзади. Откуда? В теннис играть она не ходила, он точно знал. Моник всегда любила грубый секс. Не раз вонзала она свои ногти ему в плечи, и его заставляя в ответ причинять ей боль, всегда старалась сыграть на темных сторонах его сексуальности. Но этот синяк — не его работа. Вспышка ревности пронзила его, что было, конечно, смешно, и он сразу же усмехнулся. Возможно, у нее кто-то был…
Эта мысль не оставляла его последние несколько месяцев. Он никогда не спрашивал ее об этом — главным образом потому, что не хотел знать реальное положение дел. Придет время, и она бросит это ему в лицо. Но не сейчас, не здесь. Он удивился бы, если бы такое случилось в Индии.
Говорить с Моник вообще трудно. Не женщина, а комок противоречий. Красивая, благовоспитанная, начитанная, мыслящая… Но это совершенство в минуту может превратиться в неприятную, грубую, сквернословящую и примитивно пошлую бабу. Снимая одежду, она становилась животным с одной-единственной мыслью — завоевать или быть побежденной.
Раньше в их любовных играх соблюдались приличия и определенно присутствовал такт. Они могли изнасиловать друг друга, посмеяться над этим и пойти в театр или, чуть не в полночь, отправиться ужинать, все равно куда — в Джорджтаун или Ист-Гемптон, Айл Сент-Луис или Гросвенор-сквэр. Он никогда не был уверен, нравится ли ей, ибо она отказывалась удовлетворить его любознательность в этом вопросе. Так что первые годы их брака ушли на изучение друг друга, на выяснение средств, возбуждающих чувственность, на некое соперничество и открытое неповиновение одного другому. В сфере интимной жизни все это их подбадривало, но психике обоих наносило непоправимый вред. Чем больше он давал ей наслаждения, тем глубже, казалось, становилось ее отвращение к нему.
Моник чистила зубы, время от времени поглядывая на него в зеркало. Потом она наклонилась к раковине сплюнуть воду, пренебрежительно выставив перед ним свой роскошный зад.
