.
Когда совещание наконец закончилось и Элиот вернулся в свой кабинет, его секретарша Джоан Хэммонд передала ему, что звонила Моник.
— Она просила передать, что встретится с вами в посольской резиденции не раньше восьми. А до этого будет занята.
Слова вполне невинные, но в Элиоте проснулись прежние подозрения.
— А она не сказала, чем занята?
— Что-то вроде арт-шоу, или выставки, точно не скажу.
— В министерстве культуры?
— Ох, ну да, я вспомнила. Она именно так и сказала.
Во время совещания Роберт Фэрренс, атташе по культуре, говорил что-то насчет сегодняшнего открытия выставки в министерстве культуры. Элиот вспомнил, что этот человек намеревался писать с Моник портрет. Он не считал, что на такие глупости стоит тратить время, но Моник относилась к этому иначе. К тому же Элиот, хоть и плохо знал Фэрренса, совсем недавно объявившегося в посольстве, с первого взгляда оценил его определенным образом.
— Когда она звонила? — спросил он.
— Недавно. Минут пятнадцать назад.
Джоан не давала себе труда скрывать антипатию, испытываемую к Моник, и Элиот едва ли мог осудить ее за это. Подчас Моник проявляла по отношению к сотрудникам посольства неприкрытую грубость. Из этого не раздувалось истории, все понимали, что Элиоту нечего сказать в оправдание супруги, но ситуация была крайне затруднительна и неприятна для всех.
Забрав подготовленную Джоан папку с письмами, Элиот прошел в свой кабинет и уселся за стол. Этот Фэрренс никак не шел у него из головы. Иисусе Христе! Почему она выбрала именно его?
Новый атташе не казался особенно заметной фигурой, серое на сером, ничего примечательного. В свои тридцать пять выглядел он лет на десять старше. Вдовец, получивший первое серьезное назначение после смерти жены и нескольких лет, проведенных за служебным столом в Вашингтоне. Как множество людей в сфере культуры, он был из племени несостоявшихся художников. Элиот и за человека его не считал. Теперь, если окажется, что его подозрения верны… Господи Боже! Этот сукин сын всегда приветствовал его с улыбкой, а сам тайно трахал его жену. При одной мысли об этом кровь закипает в жилах. Он понимал теперь, что прежде умышленно закрывал глаза на то, что другие, возможно, видели уже давно.
В горле стоял комок, и он никак не мог проглотить его, что мешало ему думать. А думать необходимо. Его отношения с Моник за последние несколько месяцев резко ухудшились. Но когда это началось? Когда прибыл Фэрренс? Да, все совпадает. Он заметил перемену в ней примерно в тот же месяц, когда Фэрренс приехал в Дели. Но они, черт возьми, были осторожны!..
