— Ты ведь не стремилась забыть прошлое. А я приложил к этому немало усилий, — вздохнул он. — Если бы мне это удалось, то я бы не испытывал мучительных колебаний, прежде чем приехать сюда. Я не был до конца откровенным, когда сказал, что откладывал возвращение из-за Линдси, хотя, разумеется, в немалой степени из-за нее… Только когда я вошел в кабинет Роналда и увидел тебя, прошлое нахлынуло на меня с новой силой и я понял, что до сих пор не могу себе простить то, как вел себя после смерти отца.
— Почему именно встреча со мной привела тебя к таким мыслям? — спросила Эстелл, с трудом поборов желание обнять и успокоить его.
— Потому что, как и все случившееся тогда, я выбросил тебя из головы! А неожиданно увидев снова, словно вернулся назад во времени… Мной овладели прежние чувства… и прежняя боль… — Он сделал паузу, чтобы отмерить порцию раствора. — Мне кажется, именно поэтому я так набросился на Роналда, когда разговаривал с ним по телефону. Разумеется, я приехал сюда из-за отца, но не стал бы так глубоко влезать в дело, если бы на месте Питера был кто-то другой… Извини меня, Эстелл! Я не должен был взваливать на тебя все мои беды! А еще прости меня за это копание в прошлом, которое могло вызвать у тебя неприятные воспоминания… Но за это я помогу тебе доделать твою работу.
— Я бы не назвала их неприятными, — ответила Эстелл. Сердце ее глухо стучало. — Послушай, а не прогуляться ли нам по пути домой вдоль пляжа, мимо которого мы проезжаем?
— Уже темнеет, холодно, и надвигается дождь… По-моему, это неудачная идея, — ошеломленно проговорил он.
— Да, ты прав, — согласилась Эстелл. — Но ты сам сказал, что у нас осталась всего неделя, а нам необходимо выяснить, что же с нами произошло три года назад.
— Значит, ты считаешь, что мы должны разобраться вместе, да? — тихо спросил он и улыбнулся, отчего ее сердце забилось еще сильнее.
— Давай поговорим об этом, когда закончим работу, — предложила она.
Сознание Эстелл словно раздвоилось. Одна его половина увещевала ее не торопиться, тщательно взвешивать слова, а другая витала в радужных облаках. Она понимала, что ведет себя неразумно, но последние три года были настолько исполнены благоразумия, что это трудно было назвать жизнью.
Откровенность Стивена, обнаружившая его боль, и чувство, что она в состоянии помочь ему облегчить эту боль, произвели чудо: у Эстелл словно гора свалилась с плеч.
— А не попросить ли мне тебя открыть ворота? — пробурчал себе под нос Стивен, останавливая машину, — поскольку все равно через несколько минут мы промокнем до нитки… Постой, я шучу! — воскликнул он, когда Эстелл выскочила из машины.
