Приезжему вдруг захотелось закончить все поскорее.
- Мне вас рекомендовали, - сказал он. - По поводу изобретений.
- Ах, Боже мой! - Ганечкин наконец-то пришел в себя и перепугался. - А я в таком виде. Тотчас переоденусь, а вы идите в дом, в дом!
Приезжий без энтузиазма прошел в комнату, заваленную книгами и барахлом. Над неубранной постелью висела репродукция Брейгеля Старшего с изображением Вавилонской башни. Он огляделся по сторонам, поежился, сказал только "пс-с-сс" и поставил кофр на стол, припугнув тараканов. Достал бутылку смирновской, копченую колбасу, консервы, чай, сахар, сигареты. Потом диктофон.
- Это вам, - кивнул на продукты.
- Не стоило бы, - сухо сказал Ганечкин, на котором теперь был серый костюм в клетку, недавно травленный от моли, - и не смею отказываться. Гордость в моем положении неуместна. А чем, напомните, вызвал интерес?
Приезжий беззлобно улыбнулся, но сразу понял, что со стороны это выглядит иначе.
- Да вот... пишем о таких, как вы... я закурю, пожалуй... о людях, в общем, необычных, странных, - приезжий подумал, чего бы еще сказать. - Наших российских кулибиных, - нашлось словцо. - Ведем рубрику в журнале. Так что надолго не задержу.
Мобильник пискнул, приняв SMS, но приезжий сдержался.
- На всю страну, короче, прославим, - и потянулся к диктофону.
Он мог бы еще добавить, что в столичных журналах сейчас большая мода на дураков - веяние времени.
- Вот оно что! - Ганечкин просиял и угостился сигаретой Kent. Затем сказал, смущенный: - Имя мое Тимофей Игнатьевич Ганечкин, 42-х лет, холост. Происхожу из здешних крестьян, но к сельскохозяйственным занятиям равнодушен. Тружусь на ниве педагогики в местной школе, преподаю точные науки, в их числе математику, физику, биологию и родной язык. Питаю свободную душевную склонность к философии и изобретательству, - он захлебнулся дорогим незнакомым дымом и долго кашлял, благодарно глядя на приезжего. - Изобретаю с детства и достиг успехов. Имею авторские свидетельства и могу показать. Обратил на себя внимание журнала "Техника - молодежи", от которого имеется письмо. Ныне же незаслуженно забыт и пребываю в безвременье.
- Что ж так? - с пониманием спросил приезжий.
- Поскольку питаю философские взгляды на происходящее, - Ганечкин развел руками. - Что весьма сказывается. Ведь нет ничего проще, нежели изобрести, допустим, какой-нибудь мотор или ветродуйку. Я же пытаюсь предложить нечто ценное в широком творческом смысле.
