Суть времени. Цикл передач. № 31-41 | страница 62



«И тут», — пишу я, — «место политики занимает психология». Невроз, при котором эту проблему выкидывают из мозга. Мол, как-нибудь обойдется, как-нибудь разберемся.

«Вот так и живем — пока».

Завершаю эту статью, написанную две недели назад. И говорю о том, что жить так можно только — пока…

А вот в этой новой статье, которая была написана вчера, я поднимаю, может быть, ещё более важный вопрос, который касается отношений между Россией и правыми. И полностью говорю обо всём том, что определяет моё отношение и к произошедшему сейчас, и к тому, что будет происходить завтра.

«Нужна ли России правая партия? Для серьезного ответа на этот вопрос нужна теория „правизны“. И — феноменология оной. То есть сопряжение того, что Вебер называл „идеальными типами“, с узнаваемыми политическими персонами.

Моя теория (и, между прочим, это единственная теория, которую я исповедую на протяжении последних 20 лет, и ни разу она меня не подводила) базируется на том, что постсоветский краеугольный принцип — это принцип антисоветского консенсуса. Как говорят актрисы в гримёрке: „Против кого мы будем теперь дружить?“»

Ведь это очень естественно. Некие силы, очень разные, поднапряглись вместе, разрушили советскую систему, скинули советскую власть, отстранили от власти КПСС, разрушили Советский Союз. Все эти силы были консолидированы ненавистью к тому, что они разрушали. Иначе нельзя разрушить нечто. Как революционеры в 1917 году были консолидированы ненавистью к царскому самодержавию, так и здесь. Ненависть к советскому. Ненависть к СССР. Ненависть к определенному образу жизни. Ненависть к определенной политической системе. Ненависть, ненависть, ненависть… И эта ненависть объединяла очень разных людей. Когда они объединились и свергли, неважно что — советизм или царизм, — они потом постоянно воспроизводят эту ненависть. Они на ней держатся.

Может быть, в какие-нибудь 80-е годы, где-нибудь на даче у генсеков чокались тайно за здоровье государя императора. Вполне охотно верю, тем более, что мне такие вещи рассказывали. Но внешне, на съездах и везде, продолжали проклинать «проклятый царизм». Это было неотменяемо, как неотменяем был тот консенсус. Его каким-то образом медленно трансформировали, медленно корректировали, но он был неотменяем, как нечто, на чем построена система. Так и здесь эта система построена на антисоветском консенсусе, консенсусе очень разных людей.

«Те, кто сносил и снес советскую Систему, „дружили“ против этой Системы. И ненавидели друг друга. Почему? Потому что сносимую ими Систему ненавидели абсолютно по-разному».