- Эй, - подергал за джинсы Смерча Сашка, доползя до него, - эй, дядя Денис!
- Что? - наклонился под стол уставший Дэн, которого родственники Маши порядком замучили. Сейчас, они, правда, отвлеклись на караоке, и всей толпой искали микрофоны. Поэтому атаковать Смерчинского осталась одна только Тоня, принявшая изящную, по ее мнению, позу. Молодой человек искал глазами свою подругу, но не нашел ее, и теперь гадал, куда она убежала из-за стола. Спать ему хотелось все больше.
- Дядя Денис. Мне скучно. - Пожаловался ребенок. - Я хотел подергать волосатого дядьку за волосы, а он ушел.
- Да? - вежливо поинтересовался Смерч. Он разговаривал с Сашкой, как со взрослым, и последний очень этим гордился. - Куда же?
Ребенок со старушечьем кряхтением вылез из-под стола и доложил страшным шепотом:
- Волосатый дядька пошел спать с твоей невестой на ее диване, дядя Денис. Ты мне еще сделаешь самолетиков? У меня все разбились.
- Куда он пошел? - переспросил спокойный с виду Дэнни, чувствуя одновременно, как кто-то ударил ему огромным кулаком под дых.
- Спать. На диван. С Машкой. - Вздохнул Саша. - Дядя Денис, ты что, тупой? Ты не знаешь, чем взрослые занимаются в кровати? Но ты не расстраивайся, дядя Денис. Я тебе потом книжку покажу специальную, ты все поймешь.
И развитый не по годам мальчик с сожалением положил руку на колено Смерча, всем своим видом говоря, что жизнь - штука сложная, но все жизненные проблемы - решаемы.
- Не думала, что дети могут быть полезными, - сказала Ревность, изящно появляясь из воздуха. В ее тонких белых пальцах был зажат мундштук. - Найди ее. Спать с другим мужчиной при живом тебе - весьма забавно, да, мальчик мой? - и красноглазая женщина, рассмеявшись, заботливо выдохнула прозрачный серебряный дым в лицо Смерча.
Все-таки Денис Смерчинский был очень ревнивым к тем, кто ему по-настоящему нравился. Даже если боялся отношений.
Слова не по годам развитого ребенка стали для него последней каплей. Почему? Да потому что госпожа Ревность появилась вовсе не внезапно - для ее появления Дэн сам выдумал причины, и чуть позже, гоня по полупустым вечерним дорогам на "Джипе", сам себя зло и нещадно ругал за это, и ощущал себя последним кретином, и даже обещал никогда больше не поддаваться эмоциям и научиться контролировать их по-настоящему сильно. Особенно он ругал себя за то, что решился в тосте произнести строчки из "Мастера и Маргариты". Нет, парень не волновался из-за того, что может выставить себя романтическим идиотом, погруженным в розовые мечты. На этот счет у него не было никаких комплексов. Он рассердился на себя за порыв высказать свое отношения к чувствам совершенно посторонним и ничего не понимающим в его характере и эмоциях людям и Марии, которая, кажется, не совсем верно истолковала его слова. Она смотрела на него взглядом, который он ни разу не видел. И из-за ее широко раскрытых светло-карьих глаз, в кои-то веки украшенных макияжем, он растерялся.
