О недавней ссоре свидетельствовала лишь смятая салфетка на столе в столовой.
Светил им в пути Волосожар [1], слали свое холодное сияние полная луна и далекие мерцающие звезды, а Чумацкий Воз >[2] показывал дорогу на запад; над безлюдным простором степи глубоко и тяжко дышала осень. И так каждый год пересекали они эту степь, с юга на запад, с берегов Крыма в Верховню. Их было немного— двадцать чумаков. Младшему из них, Василию Манжуре, едва пошел девятнадцатый. Весельчак парень, стройный, высокий, овеянный терпкими ветрами бескрайней степи, Словно воронье крыло, спадала чуприна на высокий лоб, взор светился прямотой и отвагой.
Вот уже третий раз идет Василь с чумаками. Неторопливо шагают по пыльной дороге волы. Поскрипывают ярма. Визжат давно не мазанные колеса, под камышовыми циновками драгоценный груз — соль. Соль можно было бы покупать в Бердичеве либо в Фастове, но по приказу графини ее привозили из далекого Крыма. «К чему даром тратить деньги, — сказала она управителю Каролю, — когда волов у нас вдосталь, а в крепостных тоже нет недостатка», — и каждый год настырный управитель гнал обозы за солью. В далекий путь с чумацким обозом Василь попросился сам. Как-никак все-таки воля. Идешь по безлюдной степи возле спокойных, равнодушных волов, и если бы не чумаки впереди и позади да не песни, призывные и печальные, почитай — свободен, ни от кого не зависишь, один на всем свете.
В этом году чумаки возвращались из Крыма с полными возами; впереди обоза степенно шел дед Мусий, тот самый, что, по его словам, под чумацким возом родился, под ним собирался и душу богу отдать. Чумаки знали, что одного обоза хватило бы верховненским господам на всю жизнь, но их ежегодно посылали вновь и вновь — ловкий управитель Кароль продавал соль на ярмарках в Бердичеве и Сквире, продавал от собственного имени, чтобы не путать в коммерческие дела ее светлость Эвелину Ганскую, хотя весь доход поступал в распоряжение графини.
Василь печально шагал за своим возом. Давно уже миновали «Золотой петух», жилище Лейбка на гетманском тракте, а из головы все не выходила картина опустевшей корчмы. Вышел к чумакам один только старик корчмарь, подал водку, хлеб, лук, стоял поодаль, присматриваясь к ним, а Василь все ждал, что вот откроется низкая дверь и войдет Нехама. Но чумаки поели, поговорили, выслушали несколько сказок деда Мусия, а Нехама все не появлялась. Не стерпел Василь, незаметно от товарищей спросил старого корчмаря про дочку. Лейбко смерил его немым тоскливым взглядом, пожал плечами и ответил загадочно:
