Однако здесь кто-нибудь скажет: “Но ведь Закон божественен и свят”. Мы не посягаем на славу Закона, пусть он имеет ее. Но никакой Закон, сколь бы божественным и святым он ни был, не имеет права говорить мне, что я обретаю оправдание и жизнь его посредством. Я согласен допустить еще, что он может учить меня тому, что я должен любить Бога и ближнего своего, а также жить в целомудрии, терпении и т. п. Однако он не в состоянии показать мне — как избавиться от греха, дьявола, смерти и ада. Чтобы узнать это, я должен обратиться к Евангелию и слушать Благовестие, которое учит меня не о том, что мне следует делать, ибо это, собственно, функция Закона, но о том, что кто-то другой уже сделал за меня, а именно — что Иисус Христос, Сын Божий, пострадал и умер для того, чтобы избавить меня от греха и смерти. Евангелие заповедует мне принять это и веровать в это, и именно это как раз и названо “истиной благовествования”. Это является также основным учением Христианства, в котором заключается знание обо всем благочестии. Таким образом, чрезвычайно необходимо, чтобы мы стремились к основательному познанию этого учения и постоянно прививали его. Ибо оно является хрупким, чувствительным и легко ранимым, как учил Павел и нередко испытывали все святые.
Короче говоря, Павел не хотел подвергать Тита обрезанию, и это, как он сам говорит, только лишь потому, что некоторые лжебратья скрытно приходили к ним, чтобы подсмотреть за их свободою, и хотели принудить Павла обрезать Тита. Увидев это насилие и принуждение, Павел не пожелал уступить им ни на йоту, но противостал им самым решительным образом. Поэтому он говорит (Гал.2:3): “Но они и Тита, бывшего со мною, хотя и Еллина, не принуждали обрезаться”. Если бы они требовали этого как милосердного деяния, или акта, совершаемого из братской почтительности, то Павел не стал бы противиться. Но они требовали этого как чего-то необходимого, причем использовали принуждение. Таким образом, они подавали дурной пример другим, что грозило повергнуть сердца [совесть] людей в рабство и опрокинуть Евангелие. Поэтому Павел твердо противостал им и добился того, чтобы Тита не подвергали обрезанию.
Может показаться несущественным вопросом — обрезан человек или нет. Однако если сюда присовокупляется такое условие, что это является основанием для нашего страха или уверенности, то это становится смертью и адом. Тогда Бог, Христос, благодать и все обетования Божии отвергаются напрочь. Если бы речь шла об обрезании самом по себе и если бы к нему не присовокуплялось такое условие, то в этом явлении не было бы ничего опасного. Так, если бы папа просто требовал, чтобы мы соблюдали обряды просто как определенные церемонии, то и в этом тоже не было бы ничего опасного. Ибо разве трудно носить [монашеский] капюшон или выбривать тонзуру — ведь мы соблюдаем другие церемонии. Однако добавлять сюда столь беззаконное условие, что этот пустяк, эта сущая безделица определяет жизнь или вечную смерть — является сатанинским и богохульным делом. Если вы молчите об этом, то кто бы вы ни были, будьте прокляты! Я готов есть или пить, носить капюшон или все, что папе угодно, до тех пор, пока он считает это делом добровольным. Однако поскольку он требует всего этого, как чего-то такого, что необходимо для спасения, связывая этим совесть людей и считая это деянием служения, то мы должны отказываться от этого любой ценою. Если бы кто-то просто решил создать статую из дерева или камня, то в этом не было бы ничего вредного. Но если эту статую устанавливают для поклонения и приписывают божественность дереву, камню или самой статуе, то это уже — служение идолу вместо Бога. Таким образом, нам следует внимательно рассматривать и обдумывать все, что Павел имеет в виду, а иначе — мы неизбежно будем изрекать глупости, как делал Иероним, когда думал, что спорным вопросом является практика [обрезания] сама по себе. В этом он ошибался. Ибо дело не в том, является ли дерево деревом, а камень — камнем, но в том, что приписывается им, то есть в том, как они используются, является ли это дерево богом и обитает ли божественность в этом камне. На это мы отвечаем, что дерево — это дерево, подобно тому, как Павел говорит, что “Обрезание ничто и необрезание ничто…” (1Кор.7:19). Но связывать праведность, благоговение, уверенность в спасении и страх смерти с такими вещами— значит приписывать божественность обрядам. Таким образом, мы не должны ни на йоту уступать нашим оппонентам, точно так же, как Павел не уступал лжеапостолам. Ибо ни обрезание, ни необрезание, ни тонзура, ни монашеский капюшон не имеют никакого отношения к праведности. Но благодать и только благодать позволяет обрести ее. И в этом заключается “истина благовествования”.
