Естественно, курды должны были отомстить. Они не могли не отомстить — хотя бы потому, что иначе перестали бы быть курдами.
Итак, сегодня была джума, и Махмуд пришел в мечеть. Имам был на месте, и он пришел вовремя, поэтому он расстелил свою саджаду[10] и вознес мольбу Аллаху. Рядом с ним были такие же, как он люди, мусульмане-сунниты, они молили Аллаха о прощении грехов, о ниспослании добра — ракат за ракатом, они становились единым целым, и те, кто молился в мечети, и те, кому не хватило места, и кто молился во дворе. Здесь каждый был братом… и, наверное, даже больше, чем братом…
Потом, прочитав последний ракат, правоверные начали вставать, сворачивать коврики, тихо переговариваясь друг с другом, и Махмуд раздумывал, идти ему сегодня в мадафу, где безбожно дерут за чай, или все-таки зайти в газахури[11] и там за эти деньги не только выпить чая, но и поесть. Вот только не суждено было Махмуду посетить ни мадафу, ни газахури — потому что на улице застрочил автомат и звякнуло, рассыпаясь от пуль, стекло.
— Курдистан на ямман! — Старый четырехдверный пикап остановился напротив мечети как раз тогда, когда мусульмане выходили из нее после пятничного намаза, и три автомата почти в упор ударили по толпе…
Кто-то бросился на землю, кто-то не успел…
Расстреляв магазины, машина с курдами рванулась вперед, уходя по улице в сторону базара… там, в случае чего, можно было выскочить и затеряться в толпе, но курдам уйти было не суждено. Какой-то герой резко перегородил машине убийц дорогу своей машиной, с жестяным грохотом машины столкнулись. Из пикапа выскочили курды, перезаряжая на ходу автоматы. Впереди был базар — а там еще со времен Хусейна больше половины торговцев именно курды….
— Стреляют! — резко закричал кто-то в мечети. Если в другой стране все бы бросились наутек, то в этой стране слишком много стреляли последние тридцать лет — правоверные бросились на выход из мечети, на улицу, туда, где стреляют…
Махмуд побежал со всеми…
На выходе на улицу во дворе — кровь. Крови столько, что в некоторых местах она стоит лужами, но в основном это мазки — на асфальте, на заборе — брызги крови, как будто сумасшедший художник хлестанул наугад кистью. Людской водоворот, белое и красное — оттаскивают убитых, помогают раненым и одновременно едва не затаптывают их.
— Убивай! Вон они!
История человечества полна такими криками — с них начинаются революции и кровавые мятежи. Вон они! Убивай! Неважно, кто они и почему это сделали — заумные политологи и психологи, пишущие доклады о национальном примирении, пусть идут ко всем чертям. Вот кровь, вот убитые соплеменники — а вон и их убийцы с автоматами, пытаются уйти. И какая разница, что за несколько дней до этого твои соплеменники заживо сожгли на порядок больше их соплеменников. Вон они! Ату их, держи! Не уйдут! Убивай!
