– Я по тебе очень соскучилась.
С этими словами она бросилась в объятия Дантеса, невольно поежившегося от холодного прикосновения ее запорошенного снегом манто. Через несколько мгновений из женских глаз полились слезы.
– Я тебя так люблю, – прошептала она, страстно вздыхая.
– Тогда зачем же ты плачешь? Я тоже тебя люблю и скучаю, когда долго не вижу. Раздевайся, любовь моя…
Ни один их поцелуй до этого не был таким откровенным и возбуждающим. Для них, оглушенных собственными вздохами, вдруг наступила томительная сладострастная тишина. И весь мир оказался отгорожен от них призрачно-упругой пеленой времени, по одну сторону которой была холодная петербургская ночь, а по другую – мягкий шелест сбрасываемой одежды, соленые от слез поцелуи да странный уголок неутолимой нежности посреди целого города, заиндевевшего от мороза.
– Милая, я люблю тебя, но не знаю, как сделать так, чтобы мы не расставались…
– Я понимаю, но, может быть, все еще как-то образуется?
– Будем надеяться на это и молить Бога, чтобы он дал нам силы и не лишал надежд…
И вновь трепетание туго натянутых нервов звенит острейшим приливом сладострастия, перемежаемого полустонами-полувздохами. О, это мужское упоение – впитывать то слабые, то громкие стоны любимой женщины! О, эта горячая упругость обнаженного женского тела, открывающегося навстречу обезумевшим поцелуям! О, эти неистовые содрогания посреди мягкого портьерного полумрака, который кажется недолгим приютом двух смятенных душ в ледяном аду! Только великий Эрос способен был дать короткое и неожиданное успокоение, столь необходимое из-за тупых ударов безжалостной судьбы…
– Ты снова плачешь? – первым заговорил Дантес, когда они оба успокоились.
– Нет-нет, что ты? Тебе это показалось…
– Тогда что это за звуки?
– То стон услады…
Дантес удивленно приподнялся и лег на бок, оказавшись на самом краю кровати. Вволю полюбовавшись на красивую грудь своей возлюбленной, он слегка дотронулся мизинцем до налитого упругой спелостью соска и поинтересовался:
– Мне кажется, что они стали больше. Не так ли?
– Не знаю. Может, и так. Тебе виднее.
– Да неужели? – И он продолжил расспросы, нежно проводя ладонью по заметно увеличенному животу. – Ну и как поживает наша картошка? Сильно ли выросла?
– Как видишь, все идет своим чередом. Тем не менее я сильно волнуюсь.
– Ты опять за свое?
– А как быть? Ты и сам знаешь, что мое положение не из завидных…
– Все образуется, любовь моя. И мы обязательно узаконим наши отношения.
