— Пожалуйста.
— Как с обещанием решить загадку, о которой мы говорили?
— Уже все сделано, — ответил Брона с улыбкой.
— Ну и что? — Хемпель с откровенным любопытством посмотрел ему в лицо.
— Поскольку у нас мало времени, я сообщу вам только две вещи, которые для вас будут неожиданностью. Остальное завтра. Хорошо?
— Ну что же, ладно...
— Итак, во-первых, пятна на рубашке это не кровь, а красная тушь, что, впрочем, я и предполагал с самого начала. Во-вторых, на письме следы пальцев... Иоланты.
— Что это значит?! — воскликнул Хемпель.
Брона улыбнулся.
— Мы же договорились, что дальнейшие объяснения будут завтра. Время летит, и мы не можем больше терять ни минуты. Позже вы сами подумайте над этой проблемой. А теперь надо идти.
Хемпель тихо выругался, понимая, однако, что Брона прав. Встал и молча направился к выходу.
Тихо, словно два духа, шли они по комнатам спящего дома. Ночная лампа, стоявшая на обычном месте, бросала свет, отражение которого падало на пол столовой. В полумраке были видны контуры мебели и ее тени, длинные и размазанные. Тусклые отблески падали на ручки кресел, на полированную поверхность стола, мигали на стеклах буфета. Эти отблески помогли им добраться до двери, ведшей в коридор, не зажигая фонарей: ведь даже самая короткая вспышка или скрип задетой мебели мог их обнаружить перед человеком, который наверняка готовился преодолеть тот же путь так же тихо и скрытно.
Медленно и осторожно, в полнейшей темноте они прошли по служебному коридору. Брона, который шел впереди, провел рукой по стене и нашел дверь на лестницу, ведущую в подвалы. Тихонько взялся за ручку и так же осторожно нажал ее.
Дверь открылась бесшумно.
Шаг за шагом, нащупывая ногами ступени, они начали спускаться в непроницаемую тьму.
Хемпель, который шел сзади, время от времени касался рукой спины Броны, чтобы не отстать. По дороге он размышлял, каким образом его товарищ решил устроить засаду.
Лестница кончилась, и журналист понял, что они находятся в первом помещении. Далее сориентироваться без света было невозможно. Брона остановился и рукой задержал Хемпеля. Так они стояли довольно долго, напрягая слух.
Однако кругом стояла абсолютная тишина. Хемпелю начало казаться, что мрак вокруг него пульсирует, обтекает его волнами, что это не просто темнота, а какой-то густой черный туман.
Тишина была настолько полной, что собственное дыхание и биение сердца казались грохотом. Журналисту начало казаться, что он ослеп, что эта тьма уже никогда не выпустит его из своих объятий, что он останется окутанным ею навсегда, лишенным света, красок живого мира и движения.
