— Что? — тихо спросил Серёжа. — Ничто, — тихо, но многозначительно, ответила Женя.
Сережа посмотрел в зал. Что-то было непривычным.
Но что?
И он понял — что.
В зале стояла гробовая тишина. Ветераны жадно смотрели эротику.
Серёжа вспомнил, в каких условиях он смотрел этот фильм прежде. Тогда в зале хихикали и улюлюкали, то и дело слышались советы в адрес главных героев. Особенно много полезного было сказано зрителями мужчинами для мужчин — героев фильма. Можно было подумать, что в зале собрались все наследники Казановы и Дон-Жуана по мужской линии.
Сегодня всё было иначе.
Зритель был серьёзный и внимательный.
Воспитанные на "Чапаеве" и "Кубанских казаках", эти убелённые сединами люди неожиданно для себя попали в другой мир. Очевидно, что все они знали, на какой именно фильм их пригласили. Не было ни возмущенных возгласов, ни ругательств в адрес мирового капитала.
Не было ничего.
Было только одно.
Гробовая, невообразимая, а потому немного жутковатая тишина. То есть, слышен был только звук самого фильма. Гнусавый голос за кадром что-то гундосил по-русски, но зрители, пожалуй, его и не слышали вовсе. Здесь главным было не слово, здесь главным было действие и красивые картинки "об этом".
Никто не кашлял. Не скрипели кресла.
"Дорвались старушки до секса", — улыбнулся про себя Серёжа.
Он слегка сжал пальцы на груди девушки. Уткнулся носом в её ухо. От Жениных волос пахло какими-то волшебными, неземными цветами.
Серёжа искоса взглянул на экран. Сильвия Кристель сидела в плетёном кресле. Грудь её было обнажена. И не только грудь.
"Хорошо в Бангкоке, можно сидеть с голыми сиськами и не замерзнешь".
Серёжа улыбнулся, подумав, что основы русской стыдливости, наверняка, заложены в климатических особенностях страны.
Каждодневное желание согреться привело к тому, что раздетым человек бывает крайне редко. В итоге обнаженное тело стало запретным и, как следствие, выкристаллизовалась стыдливость целой нации.
Однако философские мысли лишь на миг отвлекли юношу от дел праведных. Он обнимал девушку.
Серёжа ухватил губами мочку девичьего уха, Женя вздрогнула, а он, осмелев, скользнул рукой вниз по её упругому животу.
Сквозь тонкую ткань юбки он ощутил тот чудесный холмик, который ему посчастливилось ласкать во время их прошлого похода в кино. Но тогда они сидели на креслах, и всё было совсем иначе. Серёже показалось, что сегодня получается даже лучше, чем тогда. Потому что вся его ладонь лежала там, на девичьей тайне.
