Немцы атакуют нас так: подходят автомашины, на наших глазах высаживается из каждой человек по двадцать пять, капрал их выстроит в полный рост, скомандует — и они, винтовки наперевес, идут вперед: „Рус, сдавайся!“ Думаю, что были пьяные, — галдеж, крики на немецком языке. Мы их подпустим метров на семьдесят и чесанем так, что просто истребление было! Били их ручными пулеметами, станковыми, полуавтоматами — уходили немногие.
Так продолжалось до шести раз, через каждые час-полтора. Тактика была у них: кто-то всегда наблюдал, как развертывается бой. Поэтому после каждой атаки было все труднее сидеть в окопах, так как минометный огонь становился всё эффективнее — они открывали наши гнезда, видели нас. На пятой атаке они подкатили один танк. Он стал нас расстреливать в упор. Мы сообщили артиллеристам о местонахождении танка, но — непонятная история! — артиллерия начала бить по нас. Немецкие мины рвутся в двух — пяти метрах, а тут еще и наша артиллерия, и мы в открытых окопах!
Перед шестой атакой обстановка: КП роты разбит, командир роты убит, командир взвода, сзади меня в десяти метрах, убит. А наблюдатели кричат: „Усилить внимание, повторяется атака с фланга!“ Командовать было некому. Помощник командира взвода, сержант (раненый затем), растерялся, особенно когда с левого фланга сообщили, что у нас, у пулеметчиков, осталось по одному диску. А патронный пункт был разбит.
Я собрал товарищей: „Надо держаться любыми средствами, уходить некуда!“ Послали последних связных. Перед тем шесть связных не могли дойти до КП батальона: кто убит, кто ранен, это потом выяснилось. Я послал товарища своего: положение критическое, надо идти. А по цепи команду: „Приготовить гранаты! Патроны сейчас принесут!“ Вот в таких условиях удалось отбить шестую атаку. Было уже темно. По крикам определили, что было больше атакующих. Патроны принес на себе один из наших бойцов в самый последний момент. И немцы перестали атаковать нас!
Характерно: на третьей или на четвертой атаке они пытались распропагандировать нас, выступил какой-то на русском языке, что, мол, у них больше людей и техники, предлагал сдаться. Распространялся до тех пор, пока пулеметчик не дал очередь, и тогда они пошли в атаку.
За такие дела полк получил звание героического. Командование армии отнеслось к нам со вниманием, да и нужен был отдых: в отделениях оставалось по пять человек! Нас отвели на отдых, весь полк, и впоследствии мы единым полком уже ни разу не выступали, а выступали разрозненными батальонами в тех местах, где было тяжело. Так мы — 3-й батальон — были брошены на поддержку 3-го Дзержинского стрелкового полка.
