Победа у Фидониси была важна не только тем, что удалось в помощь Екатеринославской армии отвлечь противника от Очакова и не допустить его к берегам Крыма. Пожалуй, не меньшее значение имел психологический фактор: русские моряки убедились, что даже с превосходящими турецкими силами можно иметь дело – и с успехом. Эта уверенность придавала им сил в дальнейших баталиях на Черном море.
Несмотря на поражение, капудан-паша Эски-Гассан после ремонта 3 августа снова появился перед Очаковом. Для поддержки осажденных в крепости он высадил на остров Березань 400 человек, а от своей стоянки до острова расставил шебеки и бомбардирские суда.
24 августа Севастопольская эскадра вновь вышла в море, но, попав в шторм, через три дня вернулась обратно. Фрегаты «Берислав» и «Фанагория» получили повреждения, а «Кинбурн» унесло к Балаклаве, и он пришел в Севастополь лишь через неделю.
1 сентября из-под Очакова Потемкин пишет императрице: «Войновичу писал я, чтобы выдержал в порте эквиноксию. Он выходил и возвратился. Думаю, ордер мой его застанет в гавани…»
В рапорте от 9 сентября контр-адмирал Войнович сообщал о трудностях в вверенной ему эскадре: «Ветром на многих судах изорвано несколько парусов, но сему причиною и недостаток искусных матрос, как на всех судах состоит большая часть рекрут, в качке не в состоянии действовать, погода их убивает, да и прошедшей весны прибывшие, как им хорошее содержание не производится, все хворают».
Между тем осада Очакова шла вяло и неудачно. В момент открытия осады крепость не в состоянии была долго противостоять деятельной, энергической атаке. А Потемкин именно на это и не решался. Он долго ограничивался рекогносцировками и разными приготовлениями к решительным действиям. Его тревожили нарочно распущенные турками слухи о минах, заложенных французскими инженерами, и он поджидал из Парижа подробных планов крепости со всеми минными галереями, не жалея на это издержек. Князь считал вероятным, что турки сдадут крепость на капитуляцию без кровопролития. «Я на камушке сижу: на Очаков я гляжу», – осмеивал бездействие князя Суворов. Однако мысль, что все лавры за взятие Очакова могут достаться Суворову, не давала Потемкину покоя. «Он все себе хочет заграбить!» – с досадой говорил он.
А капудан-паша Гассан постоянно имел сообщение с крепостью при помощи флота, «прилип к ней как банный лист», писал князь Румянцеву, или «как шпанская муха», сказано в письме императрице. Туркам неоднократно удавалось высаживать войска для усиления очаковского гарнизона – к концу года он разросся до 15 тысяч.
