Перепуганная пациентка смотрела то на лекаря, то на неизвестно откуда взявшегося субъекта,
— Предупреждаю вас, я спущу собаку, и тогда вам точно придется уйти, — рявкнул Декарт.
Он помог пациентке подняться с кресла и, поддерживая ее за здоровую руку, проводил к двери.
— Сударыня, отправляйтесь домой. Вам требуются покой и строгая диета. Завтра я навещу вас. Но будьте готовы, мне еще не раз придется пустить вам кровь, чтобы изгнать болезнетворные частицы. До свидания.
Пока Декарт провожал больную, на площадку бесшумно ступил человек и остался стоять, наблюдая за разыгрывавшимся у него на глазах спектаклем.
— О, мой выдающийся собрат, если все пациенты станут исполнять ваши предписания, у вас скоро не останется ни одного живого больного, — наконец, не выдержав, произнес вновь прибывший.
Николя тотчас узнал голос Семакгюса.
— Ну вот, не хватало только, чтобы еще этот черт сюда явился! — воскликнул Декарт, выталкивая женщину из комнаты.
Семакгюс спустился в зал и, приветственно подмигнув Николя, направился к Декарту.
— Дорогой собрат, мне надо с вами поговорить.
— И вы туда же! Однако вы себе льстите! Собрат! Не рядитесь в чужие одежды, господин костоправ[7]! А то мое терпение лопнет, и я добьюсь, чтобы вам запретили практиковать. Только выскочка без медицинского диплома может отрицать благотворное действие кровопускания и целиком уповать на природу!
— Оставьте в покое мой диплом, он ничуть не хуже вашего. А в наш просвещенный век вы с вашим кровопусканием похожи на увядший плод устаревших учений.
— Устаревшие учения! Он оскорбляет Гиппократа и Галена! «Наставления мудреца являются источником жизни».
Семакгюс взял стул и сел на него верхом. Николя сообразил, что в такой позе ему легче сдерживать свойственную его буйному темпераменту вспыльчивость. Он давно подметил, что сидя человек медленнее поддается гневу, чем стоя.
— Наставления, которыми вы пользуетесь, становятся источником смерти. Разве вы не понимаете, что кровопускание, полезное в случае полнокровия, вредит в большинстве иных случаев? Как вы собираетесь вылечить перелом у этой несчастной женщины, если вы постоянно лишаете ее сил? Более того, вы мучаете ее голодом, в то время как ей следовало бы прописать плотную еду и бургундское вино. При правильном питании ее рука давно бы уже зажила.
— Он богохульствует, издевается над отцами медицины! — взвизгнул Декарт. — «Отвергни от себя лживость уст и лукавство языка удали от себя»
