— Да, — ответил Сиддонс задумчиво, — мы должны быть в Лондоне.
В течение нескольких недель она надеялась, что за ней приедет сам великий Гаррик, возьмет ее за руку и увезет в своей карете, предложив ей самые лучшие роли. Никто не приехал.
Вероятно, обещания мисс Бойл были, как это часто бывает с обещаниями знатных особ, лишь любезностями, сказанными мимоходом.
«Тем более, — думала Сиддонс, впадая в уныние, — что если даже мисс Бойл и говорила с Гарриком обо мне, то разве ему, всемогущему, не все равно, будет ли еще одной актрисой больше или меньше».
Так молодость, переходя всегда от избытка доверия к полному скептицизму, порой думает, что пружины мира движутся так же быстро, как и их желания, а порой совсем останавливаются. На самом же деле они действуют с медленной и таинственной верностью, и последствия их движения сказываются тогда, когда мы уж забыли о том, что они были пущены в ход. Мисс Бойл говорила с Гарриком, и Гаррик слушал ее с большим интересом. У него были отличные актрисы, но их требования были пропорциональны их таланту, и так как ему стало очень трудно управлять ими, то он мечтал образовать резерв молодых женщин, готовых заместить старую гвардию в том случае, если бы она взбунтовалась.
Несколько месяцев спустя специальный посланец прибыл в Ливерпуль и пригласил Сарру на один сезон. Чтобы уехать, она должна была дождаться рождения дочери, и, как только она оправилась, вся семья поехала в Лондон. Убаюкиваемая покачиванием экипажа, прекрасная молодая женщина предалась приятным мечтам. Ей было двадцать лет, она должна была дебютировать на величайшей сцене Англии и с величайшим актером всех времен. Ее счастье было полным.
* * *
Театр Друри-Лейн, в котором царил знаменитый Гаррик, далеко не походил на все те, которые знала до сих пор миссис Сиддонс. В тоне, царившем там, было нечто религиозное: Гаррик держался в стороне от своей труппы, с которой он обращался с исключительной вежливостью и высокомерием. В коридорах, где говорили только шепотом, проходил доктор Джонсон[38], перед которым актрисы склонялись в реверансе. Миссис Сиддонс имела все основания остаться довольной приемом метра. Он нашел ее очаровательной и сказал ей это, осведомился о ее любимых ролях и попросил ее прочесть какую-нибудь сцену. Она выбрала Розалинду. Ее муж подавал ей реплики.
«Любовь лишь безумие и, подобно безумцам, заслуживает темницы и кнута, но ее оставляют на свободе, ибо это безумие столь всем присуще, что сами тюремщики заражены им. Тем не менее, я занимаюсь…»
