Ника продолжала плакать. Женщина ласково прижала девочку к груди.
— Не бойся, малышка, — нежно сказала Берта, вытирая слезы со щек ребенка. Ну, тише, тише. Все будет в порядке. Теперь ты с нами.
Девочка обняла ее за шею, уткнувшись носиком в мягкую грудь и успокоилась.
— Ведь я найду своих родителей, правда? — тихо спросила она.
— Конечно, найдешь. Мы все вместе их найдем, не волнуйся, девочка.
* * *
Переполненные автобусы один за другим трогались с места и уносились неизвестно куда по ночным улицам города. Но тут же подходили другие машины, и полицейские бесцеремонно заталкивали в них оставшихся жителей района.
Дэвид Блэк, на которого была возложена операция по вывозу людей, стоял немного в стороне, предпочитая не вмешиваться в эту переделку.
— Быстрее! — кричал он полицейским. — Какого черта вы медлите? Быстрее, неженки несчастные!
Он готов был сам броситься в этот людской поток и гнать всех взашей к автобусам. Главное, не дать им опомниться. Но, видя злые лица людей, он боялся, что тогда непременно сорвется и начнет в них стрелять. И это стало бы началом большой бойни, за которую его вряд ли поблагодарит начальство.
— Быстрее! — кричал Блэк.
Его злили неповоротливые полицейские, злили эти бестолковые гражданские, которые вопили, кричали, будто их собирались сажать на горячую сковородку.
Его злило, что, судя по всему, срывался е. го очередной отпуск, а он так хотел поскорее, хоть на пару недель, выбраться из этого кошмарного города, из этой кошмарной страны. Он хотел к морю, куда вчера утром отправилась его жена и теперь, наверное напрасно каждый день будет ждать его приезда.
Блэк посмотрел на небо. Понемногу начинало светать. Они не укладывались в отведенные сроки.
— Ну, что вы медлите, болваны! — снова закричал Блэк и зло плюнул себе под ноги.
* * *
Гарри Грант, стараясь сохранять спокойствие и находиться как можно ближе к мадам Лотак, мысленно проклинал все на свете. Ему были ненавистны эти каменные физиономии полицейских, на которых не было видно ни капли сострадания.
— Подумать только, что делается! — не выдержал он. — Нас выгнали, словно скот, из своих же квартир. Теперь никому нельзя верить. Вокруг обман и жестокость.
— Успокойтесь, мой друг, — мрачно сказала мадам Лотак, — мы все равно не в силах что-либо изменить.
— Я спокоен, я совершенно спокоен. Но я не понимаю: в чем мы провинились? Перед кем?
На лице Гранта появилось недоумение.
— Все образуется, поверьте. Я в своей жизни пережила и не такое.
