Так что весь конец Советского Союза я взрывал, слушал музыку и читал…»
19 августа 1991 года пятнадцатилетний Алексей Навальный дома, в подмосковном поселке Калиненец, смотрел пресс-конференцию ГКЧП. Весь день до нее Центральное телевидение показывало балет «Лебединое озеро», отменив остальные передачи. Интернета еще не было, и можно быть уверенным, что у часового бенефиса шестерых косноязычных заговорщиков был тогда грандиозный рейтинг. За годы перестройки советский человек превратился в информационного наркомана, и маленькие лебеди во время больших событий вызвали у него настоящую ломку: многие так и сидели с утра перед телевизором, словно пытаясь разглядеть происходящее за кулисами. Настроение большинства скакало галопом: от эйфории почти участия в чем-то по-настоящему историческом до истерических опасений, что в телевизоре, кроме лебедей, снова поселятся одни лишь Игорь Кириллов[5], Юрий Сенкевич[6] и тетя Валя[7]. Единственным человеком в СССР, не смотревшим трансляцию, был президент СССР Михаил Горбачев, запертый на даче в Крыму. Окруженный домочадцами, с помощью японского приемника он слушал «Голос Америки», который по его же предусмотрительному решению за несколько лет до того перестали глушить. Были, правда, и те, кто сами в тот день стали ньюсмейкерами. Уже с утра они собирались у ельцинского Верховного Совета – единственный в российской истории случай, когда с риском для жизни люди отправились на баррикады не отстаивать свои убеждения, а защищать собственную свободу.
О том, что в Москве что-то происходит, Алексей узнал одним из первых в стране: именно его соседи находились внутри танков, которые были введены в тот день в столицу. Он говорит, что ни у кого вокруг не было ни капли страха. Все понимали, что офицеры Таманской и Кантемировской дивизии съездят в Москву, постоят и вернутся. Советская власть была уже не способна заставить их стрелять в народ. Ее не уважали и не боялись. Достаточно было посмотреть на смеющихся над гэкачепистами во время той пресс-конференции журналистов, чтобы предсказать очень скорое будущее всей авантюры. Он хорошо помнит «трясущиеся руки Янаева»[8] и чувство, что наблюдает агонию режима.
Из беседы с Алексеем Навальным:
«…Союз должен был развалиться, большинству людей он казался обузой. Было бы прекрасно, если бы у нас была такая страна, но к тому времени это было уже нежизнеспособное образование. Было огромное число негативных последствий: русские – крупнейший разделенный народ Европы; в республиках произошли гражданские войны. Но это было логично с исторической точки зрения. Его развалили не демократы, а коммунисты, комсомольцы, ГКЧП. Сейчас стало модно говорить, какая это ужасная „главная геополитическая катастрофа двадцатого века“. Но все республики голосовали за независимость. Я прекрасно помню, какие жаркие споры были с родственниками на Украине. Они говорили: вот отделимся, вам нечего будет жрать. Потом, правда, оказалось, что это им скорее жрать нечего. Августовский путч и декабрьские Беловежские соглашения для меня тогда не выделялись из ряда событий, которые происходили. Ведь Союза уже все равно не было. Один фонтан „Дружба народов
