Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров | страница 34



Однако главной функцией дневника для Навального стала публикация собственного мнения о важных общественных событиях. К тому времени телевизионная пропагандистская машина превратилась в главный механизм государства, и оппозиции требовались альтернативные способы распространения информации – никакие, даже самые оригинальные информационные поводы уже не позволяли ей выйти на массовую аудиторию. Навальный был далеко не первым, свой блог уже был и у коммунистов, и у беспартийных, но мало кто понимал, что с ним делать.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Причиной, почему я стал постепенно туда писать, была цензура. Другого пути не было. За границей блоги такого формата не популярны, потому что все, что мы пишем в блогах, у них пишут в газетах. У них есть нормальные СМИ. И ролики там могут появляться на телевидении. Сначала меня зафрендили знакомые – политические журналисты, политические активисты. Уже тогда это был эффективный инструмент коммуникации с журналистами, уже к тому времени было видно, как отстают партии и политики, которые не перешли к новым технологиям. Они по-прежнему делают пресс-релизы и распространяют их по факсу. Мы тоже так делали, но в 2001 году. А потом стало понятно, что достаточно написать пост в ЖЖ, и все. Все журналисты сидят во френд-ленте, и все сами возьмут. А те, кто этого не понимали, очень сильно проиграли. Изменилась технологическая платформа, где существуют новости. Даже журналисты, работающие на государство, ведут себя в блогах довольно свободно.

Со временем мой журнал сам превратился в СМИ. Если раньше я мог вообще написать все что хочу и когда хочу – хочешь, пиши про зубную боль, хочешь, месяц вообще ничего не пиши, – то сейчас я вынужден вводить странные самоограничения. Потому что ты думаешь: а ведь это за один день прочитают сто пятьдесят тысяч человек. Как они это оценят? Было бы глупо говорить, что я это все игнорирую. Блог превратился в нечто, принадлежащее не только мне. Я вынужден думать, что скажут те, кто меня поддерживают, как это отразится на наших проектах, на делах против корпораций. Все эти факторы я с некоторых пор вынужден учитывать, но, тем не менее, стараюсь повторять избитую, но оттого не менее верную максиму: „Делай, что должен, и будь, что будет“.

Никакого другого подхода, кроме морального оправдания, не существует. Никакой другой шкалы правильности, кроме соотнесения с каким-то внутренним компасом, нет. О моральном подходе, к сожалению, в России говорят в основном с иронией, это еще от Пелевина пошло. Например, знаменитое его, переиначенное из Солженицына: „Жить не по лжи. LG“. Но все равно моральный подход – единственно правильный. Сейчас, в условиях странной политологии, странной политики, постоянного предательства, то, что есть внутри у каждого человека, и есть то единственное, на чем можно стоять. Неважно, что это звучит пафосно, суть именно такая, ничего кроме этого нам не остается…»