Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров | страница 28



Тем не менее главной цели участники «Народа» добились: они не собирались создавать политическую партию, их первой задачей было вывести проблему из того темного угла, куда ее определили современники. Сама дискуссия, которую им удалось начать на табуированную тему, показала, что убеждения и честная аргументация важнее формальной организации.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я уверен, что партийный способ существования оппозиции себя изжил. Создавать партию ленинского типа, рязанское отделение, тульское отделение, – все это чудовищно дорого и неэффективно. Кроме того, весь смысл сегодняшнего существования партий в России в их традиционном виде только в том, чтобы зарегистрироваться в Минюсте, получить бумажку от Суркова, а потом участвовать в выборах на условиях: захотят – допустят, не захотят – не допустят. Это не является настоящей политикой и это не является настоящей оппозицией.

Настоящая политика – это говорить то, что ты действительно думаешь, заниматься общественной и политической деятельностью, не спрашивая ни у кого разрешения. Я реализую те проекты, которые направлены на некоторое общественное благо, и мне наплевать, что о них думают Сурков, Костин[20] и Путин. Кто больший политик – Чирикова[21] или все эти экологи из „Яблока“, которые неизвестно где существуют? Да они никто!

А Чирикова – политик, который сумел навязать свою повестку дня.

Я не склонен переоценивать количество своих сторонников, но они у меня есть, в отличие от некоторых людей, которые зарегистрировались в Минюсте и всем рассказывают, что они политики, потому что у них есть бумажка, их зовут на ТВ-Центр и в программу Соловьева. Меня по телевизору не показывают, и я действую так, словно никакого телевизора не существует. Политик – это человек, который совершает те действия, которые считает правильными, а не то, что ему написано и очерчено кем-то еще…»


Но тогда он все еще верил в «Яблоко» и надеялся, что сможет оживить его новой национал-демократической идеей. В партии же надеялись, что он образумится и вернется в ее идеологическое лоно. Ему не только грозили исключением за ересь, но и искушали: «Алексей, потерпи, – говорил Григорий Явлинский, – мы сделаем тебя мэром Москвы».

Однако чем дальше, тем яснее становилось, что партия должна сделать выбор: стать «Яблоком» имени Навального (или «фашиста Навального») или объявить его персоной нон грата. Коллеги по партии, правда, говорят, что Алексей не метил на место отца русской социал-демократии, он всего лишь хотел, чтобы тот ушел; они говорят, что, как и многие, он всего лишь хотел перемен, но, в отличие от многих, не стеснялся об этом говорить. Постепенно ему стало понятно, что меняться партия не будет, что Григорий Алексеевич не выпустит вожжи управления этой стремительно превращающейся в тыкву каретой, и Алексей перестал стеснять себя в выражениях: критика Явлинского все больше принимала форму насмешек, и казалось, что он сознательно приближает свое исключение.