Фасциатус (Ястребиный орел и другие) | страница 5



Особенность ворона как вида ощущается постоянно. Огромный, мощный; самый умный из всей пернатой братии (из всех птиц самые умные и в целом прогрессивные ― воробьиные, из всех воробьиных ― врановые, из всех врановых ― ворон); рас­пространен по всем континентам и во всех ландшафтах от тундры до пустынь. Не случайно у половины народов мира он ― символ мудрости и рока. «…Крикнул ворон: «Невер мор!..»

И как играют! Вот что значит интеллект. В лабораториях, где жизнь комфорта­бельная и оставляет время для досуга, резвятся вовсю. Чего только не вытворяют: и с разлета садятся на скользкий пол, проезжая по нему, как на лыжах; и «сол­нышко» крутят на веревке, раз за разом кувыркаясь через нее вниз головой, и многое другое. В природе игру труднее на­блюдать; только когда в воздухе, на огромной высоте, пи­лотажем развлекаются и видны издалека.

А иногда летит и вдруг издаст особенный, странный звук ― как пробуемая при на­стройке виолончельная струна.

Когда вижу ворона или слышу его курлыкающее карканье над скалами в горах, или в пустыне, или в дремучей, безжиз­ненной тайге, всегда испытываю приподнятое вол­нение. Особая птица».

ВСТРЕЧА С ЮННАТАМИ

Оставив по­зади много пу­тей и до­рог, до­стиг он во­рот сада, вы­пил шер­бет из чаши, поданной ему справа, и в саду том на него налетели две птицы и выклевали ему глаз.

(Хорас­анская сказка)

«12 февраля…. Правильно, ребята!..

Ну, а ты что опаздываешь?.. Понимаю… Да, конечно, животных покормить ― это уважительная причина… Проходи, са­дись.

Так вот, если ворон даже и в городе ― интеллигентный индивидуалист и молчун (как исключение, собирается иногда до ста ― ста пятидесяти птиц в особых местах: на свалках и т. д.), то вот серая ворона ― со–о-овсем другое дело…

Сразу должен признаться, что я ворон люблю и уважаю. Во–первых, потому, что их большинство людей, плохо зная, не любит или даже ненавидит. Во–вторых, ― за ум и смекалку. После воронов они ― самые умные птицы. И любознатель­ные.

Ну, а гражданам недолюбливать ворон есть, конечно, за что. Потому как, если со­берется каркающей братии на ночевку хотя бы тысяч десять (а бывает ― и пятьде­сят тысяч, и почти сто!), то мало не покажется. Не только обкакают сплошняком весь Александровский сад, «стены вечные Кремля» и даже (!..) Дворец Съездов, но и за­каркают всех насмерть в окрест­ных домах. Одно утешение ― вплотную к Красной площади не очень‑то много граждан обитается.

И не шутки это все. Когда совсем уж поплохело, совсем не стало житья от ворон, правительство приподняло бровь (в том смысле, что уж если и терпим орнитологию как науку, то вот он, тот самый момент, когда пора эту орнитологию ис­пользовать): а ну‑ка убрать всех ворон из Кремля!