черепашье гнездо, и я их не видел.
Тут он принялся посмеиваться над происшедшим.
― Что это за чертовы собаки из Сикирреса? — осторожно спросил я, по–прежнему слишком напуганный, чтобы проявить настоящий интерес.
― Это собаки из Сикирреса, — ответил Пако.
― Отлично! И может быть, даже забавно. Но что они делают здесь, да еще в таком количестве? Сикиррес расположен далеко отсюда, позади лесов, милях в тридцати, не так ли?
― Они жрут черепашьи яйца. Собаки знают в них толк и прибегают сюда целыми стаями. В июне они все собираются здесь.
Мы сделали круг над водой и вновь пошли на посадку. Скользнув вниз и убавив скорость, самолет прошел впритирку между двумя бревнами, причем колеса и хвост его коснулись береговой полосы одновременно.
Пробежав некоторое расстояние по берегу, мы описали относительно простую, но двойную кривую по какому‑то проходу, скрытому среди наваленных бревен, и ничего не задели. Прежде чем мы остановились и я вновь обрел способность дышать, Пако развернул самолет и медленно зарулил вдоль берега по направлению к навесу, стоявшему на врытых в песок четырех столбах и крытому листьями пальмы манака.
Под навесом стоял огромный черный пожилой человек. Я подумал, что, вероятно, его предками были западноафриканские негры, среди которых так часто встречаются весело жестикулирующие женщины и отлично сохранившиеся семидесятилетние старики — громадные серебробородые патриархи, способные трудиться так же, как и в двадцатипятилетием возрасте.
Именно таким был человек, стоявший под навесом. Он был карибом.
Пако потянулся, чтобы развязать проволоку, которой была прикручена моя дверь.
― A‑ah, Jorge[35], — сказал он.
― Buenos cias[36], Пако! — загрохотал старик. Голос его шел откуда‑то из нутра. Он потянулся, чтобы пожать руку Пако, но все время смотрел поверх нас, вытягивая шею, глаза его беспокойно бегали.
― Что ты так смотришь, hombre[37]? — спросил Пако, отлично зная суть дела.
В этот момент Хорхе увидел верх молочного бидона, крышку с цепью и висячий замок. Он сразу успокоился и издал при этом вздох, подобный тому, которые издает логгерхед, глотающий воздух после глубокого ныряния.
― Ах–х-х! — сказал он. — Que buey‑no! El gu‑a–a‑a–rо![38] Нежно произнося гласные звуки, он придавал им любовную интонацию, растягивая и подчеркивая.
― El guaro[39], — утешение в жизни человеческой!
― Пако вылез из самолета.
― Вот сеньор, который ищет черепах… — сказал он. — Можешь ли ты отвезти его в деревню?
