— Мне сказали, что семья моего мужа не ответила на сообщение ни об аресте моего отца, ни о том, что меня должны отдать под опеку короля. — Думая только о том, что этот факт, очевидно, показался сэру Лестеру и достойным презрения, и забавным одновременно, она все же стоически проговорила эти слова. Их выбор ясно показывал, что они хотели отмежеваться от барона-предателя.
Когда Дэйр посмотрел на нее пронзительным взглядом, как орел, высматривающий добычу, Элис поняла, что поступила неправильно, и вспыхнула. Она осудила свекра и свекровь, а через них и мужа. А ведь отец много раз предупреждал ее, что это такое оскорбление, которого не простит ни один мужчина, и такая ошибка, которую не вправе совершить ни одна женщина. Она оглядела свое более чем скромное платье, которое она специально выбрала, так как оно подходило для тягот путешествия. Она еще больше расстроилась, сознавая, что выглядит не лучшим образом. Но что из того? Казалось, он приехал, чтобы спасти их от жадной королевской хватки, но тут же захотел отделаться от нее.
Снова Дэйр мрачно улыбнулся, глядя на склоненную головку Элис, как всегда закутанную густой вуалью. По тому, какие яркие розы расцвели на ее кремовых щечках и как быстро она отвела от него взгляд, Дэйр понял, что его грубое обращение с нею в Уайте принесло свои плоды. Она отдалилась от него, опасаясь еще одного отказа.
Сначала сэр Лестер испугался исходившей от незнакомца опасности. Однако за время неестественного молчания, последовавшего за словами леди Элис (в нависшей над ними тишине даже жена барона-предателя перестала плакать), он сумел до некоторой степени восстановить свое достоинство и попытался овладеть ситуацией. Громко закашлявшись, он намеренно привлек к себе внимание неприятеля. Затем, задрав подбородок так высоко, что можно было сломать шею, он попытался взглянуть свысока на гораздо более высокого мужчину, опять повернувшегося к нему лицом. Не обращая внимания на неудобство своего неестественного положения, он начал насмешливо опровергать слова незнакомца, направленные против королевской власти.
— Как только барон был уличен в измене, графство Кенивер попало под опеку короля.
Изучая своего до смешного самоуверенного врага — от редких волос, едва прикрывавших сияющую лысину, до ног, обутых в туфли, совершенно не подходящие для путешествия, — Дэйр недоумевал: неужели этот человек действительно посланец короля Генриха? Скорее сэр Лестер, даже не осознавая этого, исполнял волю человека, который — вся Англия знала об этом — руководил королем. Это епископ Винчестерский. Не говоря уже о том, какую роль сыграл епископ в смерти Габриэля, Дэйру был неприятен этот француз, который способствовал тому, что все английские претенденты на корону были заменены его соотечественниками. Если он приложил руку к этому делу, то становится понятной хотя бы одна из причин, лежащих за лживыми обвинениями против Халберта Боэна. Какая же это мерзость! Незаконный сын епископа был жаден до новых владений, которые он обожал захватывать в свою собственность. И делалось это при попустительстве всемогущего отца.
