Чтобы отвлечься и немного унять обиду, вновь нанесенную ему отцом, Дэйр сосредоточил все внимание на таком простом занятии, как сбор пожитков. Занятый этим, он не заметил присутствия Элис. Собравшись, он стянул с себя сначала верхнюю алую тунику, и тут же — черную нижнюю. Обычно аккуратный, он отвернулся и швырнул одежду в мешок, лежавший на кровати, потом вытащил оттуда домотканую рубаху.
Элис молча глядела на его красивый полуобнаженный торс. Да, она видела его и раньше. Но воспоминания об этом были несравнимы с чувствами, которые поднялись в ней сейчас при виде его мощных мускулов.
Не надеясь больше на себя, Элис прислонилась всем телом к двери, так как ноги ее уже начали подкашиваться. Или она сейчас заговорит с ним, или надо срочно бежать отсюда, пока не случилось непоправимое. Решаться скорее, говорило ее разгоряченное сознание, пока ему не пришло в голову начать раздеваться дальше. Да, он представлял для нее серьезную опасность, но не из-за своих грехов, а из-за ее собственных неправедных желаний. Ее прежнее невинное стремление обнять его и согреть теплом своих зеленых глаз, заглядывая снизу вверх в его глаза, давно уже уступило место более сильному желанию оказаться в его объятиях совсем с другой целью. Чтобы побороть оба эти желания, она намеренно начала с оскорбления.
— Итак, вы опять бежите? — Она надеялась, что эта незаслуженная колкость пронзит его щит, сделанный из насмешек, и откроет ей путь к тому, что внутри. Но по тому, как рубаха затрещала в его сильных руках, внезапно сжавшихся в кулаки, а мускулы на руках и обнаженной груди напряглись, она поняла, что слишком резко заговорила с человеком, который и так был близок к срыву.
Несмотря на то что Дэйр был потрясен неожиданным присутствием Элис, он молча уставился на свои побелевшие пальцы, так сильно схватившиеся за грубую материю. Это обвинение, сделанное человеком, мнение которого значило для него больше всего на свете, привело к тому, что он чуть не вышел из себя, что случалось с ним крайне редко. Только когда ему удалось справиться с собой, он взглянул на Огненную Лисицу, которой следовало бы лучше знать его, прежде чем бросать ему вызов. Глаза его настолько сузились, что под густыми ресницами с трудом можно было различить их голубизну. Он неторопливо изучал своего неосмотрительного противника, едва не доведшего его до бешенства. Она была всего в двух шагах от него.
— Бегу? — Это слово было скорее холодным отрицанием, чем вопросом. — Я не бегу. Я просто избавляю мою «любящую» семью от своего назойливого присутствия, чтобы они могли свободно отпраздновать заклание «призванного Богом». Это больше похоже на пир, прославляющий жертву Габриэля, возложенную на алтарь честолюбия нашего отца.
