Кевин ухмыльнулся и потер руки.
— Клянусь! — воскликнул Эйман. — Я к ней в этом смысле не прикасался ни разу.
— Ну, конечно!
— Ей Богу, старина! Даю честное слово, ничего не было.
Джессика закрыла рукой свой рот, стараясь не вывалить на них дюжину непристойных выражений, которые у нее готовы были сорваться с языка. Да, конечно, Джимми не мог быть от Эймана. Она переключила свое внимание на мужа, но он молчал. Почему? Кевин с каменным лицом сидел на диване.
— Да ладно тебе, Эйман, хватит лапшу на уши вешать! Он унаследовал твои глаза. Они такие же зеленые.
Взгляд Кевина, был прикован к маленькому мальчику. Что ему хотелось в нем заметить? Сердце взрослого мужчины бухало, как молот в кузнице. Через несколько минут его внимание переключилось на Джессику, но она молчала и думала про себя, что Кевин — неизлечимый тупица. Другой бы на его месте давно все понял.
— У Эймана не зеленые глаза, — сказала Вероника, — такие только у Кевина.
Кевин вскочил на ноги. Неужели Джимми действительно его? Радость била ключом. Сын! Их с Джессикой!
Но в тот же момент он почувствовал на себе ее ледяной взгляд. И новая боль пронзила его. Этого мальчика жена носила и родила без него, потому что Камила и Эйман обманули бедняжку. И что же он сделал? Вернул Эймана назад и оставил их вдвоем, избегая мальчика и не обращая внимания на попытки Джессики объясниться с ним.
А что сделал Эйман? Кевин посмотрел на него. Тот, видимо, не отдавал себе полного отчета в том, что вытворял, и сидел бледный как смерть. Он потряс головой. Его синяк стал сейчас еще живописнее.
Кевин хотел было снова вмазать своему лучшему другу за разбитые планы, за боль, причиненную Джессике и ему.
Но были вещи и поважнее. Поэтому, затаившись, он стал ждать, когда все станет на свои места. Ему хотелось, чтобы Джессика сама признала факт, что Джимми — его сын. Однако, не выдержав, все же задал жене рискованный вопрос:
— Он — мой? Но ты же говорила…
Молодая женщина была бледна, ее губы слегка дрожали. Кевин хотел обнять ее, но не мог пошевелиться, пораженный ответом, читавшимся в глазах Джессики.
— Конечно, тупица, он твой! — Вероника уперла в бока руки и выстрелила в Кевина взглядом, полным гнева.
Он сжался. Ему не хотелось той ночью говорить с Джессикой о ребенке. Каким же надо было быть идиотом! Кевин внушил себе, что этот мальчик — от Эймана, и ни разу не дал его матери возможности довести до конца объяснение, всегда обрывал ее, когда речь заходила о сыне.
