– А куда же делись миллионы?
– Дамы лично пришли в банк и перевели основные суммы на какой-то оффшорный счет в Таиланде. Чей это счет, установить не удалось.
– То есть они добровольно отдали кому-то свое наследство?
– Ну почему же добровольно? – удивился майор. – Помните, я сразу предположил возможность шантажа. Вот и объяснение, почему они так расстраивались перед исчезновением. Я б на их месте еще и не так горевал.
– Но если они отдали деньги, зачем понадобилось их похищать?
– Ну откуда же мне знать? – вздохнул майор. – Может, передумали, стали требовать часть обратно. Пригрозили шантажистам милицией, к примеру. Или вовсе не милицией. Деньги-то у них еще оставались, на хорошего киллера бы хватило.
– Они перевели деньги на чужой счет прямо перед исчезновением? – уточнила я.
– Такие мелочи не помню, – пожал плечами майор. – Можете сами посмотреть бумаги.
Я поднялась в кабинет и проглядела ответы из банка. Ага, двенадцать миллионов евро Надежда Котеночкина получила в середине февраля, перевела в Таи ланд в конце февраля, а пропала в конце марта. Еще восьмого марта, по словам соседки, она была вполне довольна жизнью и по сгинувшим деньгам вовсе не горевала.
Свои пять миллионов евро Татьяна Ромашова получила в начале марта, перевела в Таиланд спустя неделю и после этого почти весь месяц каждый вечер мило болтала с соседкой. Прервала общение она лишь в начале апреля. Так что сомнительно, что именно перевод денег в оффшорную зону вверг обеих наследниц в такую тоску.
Так ничего и не поняв, я снова спустилась вниз. Поезд, на котором должен был приехать сотрудник Интерпола, прибывал на полустанок поздно вечером. Поскольку Платон охранял меня, встречать интерполовца поехал молодой опер Толик. По идее, я должна была ожидать прибытия гостя в ставшем уже родным отделении, но меня охватила какая-то болезненная жажда деятельности. Надоело часами жевать тяжелые мысли о ссоре с Ромкой, сгоревшем роддоме, страшных снах… И я решила, что мы с Платоном тоже поедем встречать поезд.
Идея Платону не слишком понравилась, но я не сдавалась. Не он ли сам уверял меня, что в городе мне ничего не угрожает? Не он ли клялся, что пожар в роддоме никак не связан с нашим делом? Так почему бы нам не прокатиться на тихий полустанок и не встретить дорогого гостя лично?
Когда мы приехали на вокзал, до прибытия поезда оставались считанные минуты. На перроне не было ни души. Толик, оказавшийся весельчаком и балагуром, уже приготовился извергнуть на меня весь богатый запас анекдотов и милицейский баек, а по-прежнему невозмутимый Платон сделал пару шагов к перрону, как вдруг из-за здания вокзала раздались звуки выстрелов.
