— В одно, — сказал Лаврецкий. — Я часто там бываю, главный инженер — один из моих выпускников. Зайду, посижу, погляжу на стены — там наши портреты висят, всех четверых, — молодые такие, белозубые, неистовые, потом выйду, постою наверху, на верхнем бьефе, там красива теперь, зелень вокруг, далеко видно — город виден, дома прекрасные, а дальше горы, а еще дальше, в дымке, вижу другие города и другие станции и, знаешь, поднимаюсь как будто ввысь, вижу вроде всю нашу жизнь, чувствую — вот она, наша юность, живет до сих пор, не померкла, не остановилась, бьется вот здесь ее сердце… И знаешь, сколько потом было строек, сколько было разных объектов крупных, и на Фархаде работал, и на Вахше. и Ангренскую ТЭЦ консультировал, а все-таки нет ничего ближе и родней этой нашей старушки… Приеду, и словно молодею душой, заряд какой то получаю…
Подошел официант, молодой, аккуратно подстриженный парень, склонился с маленьким блокнотиком в руках:
— Я вас слушаю…
— Есть будем? — спросил Саша,
— Я не хочу, — сказал Лаврецкий, — только кофе, если можно. Черный. И пару ломтиков лимона.
— Ну что ж, лимон так лимон, — сказал Саша. — Мне тоже. Ну, и… грамм по сто коньяка… За встречу-то можно, — добавил он, увидев протестующий жест Лаврецкого.
Официант быстро принес небольшой графинчик с коньяком, лимон, нарезанный тонкими ломтиками, кофе.
Саша налил в маленькие рюмки коньяк.
— Ну, за нашу юность, за все, что было, за всех нас… Как там они — Гурьев, Далимов?
— Гурьев со мной работает. Вот это, — Лаврецкий тронул папку, — наше общее детище. А Далимов — начальник отдела защиты энергосети. Огромное хозяйство, кабельные сети по всей республике.
— Он все такой лее беспокойный или поутих с годами?
— Все такой же. Только располнел, полысел, детей куча — восемь, кажется… Сейчас девятого ждет. А старший женился уже…
— Невероятно! — Саша как-то растерянно вжал голову в плечи, сощурился — Маленький, черноглазый Рустам — и вдруг куча детей… Невероятно! Вот бы взглянуть, хоть одним глазком.
— Садись в самолет и через пять часов взглянешь.
— Садись в самолет! Так просто!
— А что! Мы тебе такой плов закатим — пальчики оближешь.
— Ох, не говори мне про плов! Сколько лет мечтаю поесть настоящего плова! А мне какую-то кашу суют, и еще гордо именуют ее "пловом из баранины…" Слушай, ну, а твои-то как — Сергей, Маша?
— Маша замужем, живет в Ленинграде, двое ребятишек у нее… А Сергей…
— Лаврецкий отвернулся, и голос его стал беззвучным. — Вот уже семь лет… Погиб при испытаниях.
