— Ты ведь, кажется, по наладке работал?
— А… Было дело. В самом начале. Потом на эксплуатации — начальником подстанции, а лотом уже на новой гидросистеме — слыхал? Целый комплекс с одного пульта. Начальником смены.
— Смотри ты! И сейчас там?
— Да нет. — Федор как-то неопределенно взмахнул рукой, и глаза его вдруг сделались злыми. — Дур-рак один под напряжение полез… Ну и… — Он снова взмахнул рукой, на щеках выступили желваки.
— Где сейчас?
— Пока нигде. Так… Вольный художник. — Он опять ослепительно улыбнулся. — Хочу материалы кое-какие добить для диссертации. Посидеть надо, подумать. Так ведь заедает текучка, оглянуться не успеваешь — а там и зима катит в глаза.
— Это верно, — сказал Ким, изо всей силы упираясь руками в поручень, чтобы сдержать давление прибывающей людской массы. — Ведь сколько уже прошло?
— Да вот скоро семь будет. Семь лет!
— Семь лет… — с некоторой грустью повторил Ким. Он изловчился и, не отнимая руки от поручня, сгибом локтя отер пот со лба. Тяжелые капли висели на бровях.
— Давай поменяемся местами, — сказал Федор, — тебя там совсем задавят.
— Ничего…
Но Федор прошел на его место, и Ким, защищенный широкой спиной, перевел дыхание. Он оттянул прилипшую на груди рубашку, и подул внутрь, чтобы хоть на мгновение ощутить прохладу.
— Ну и душегубка, — помотал головой Ким. — По-моему, подогрев еще шпарит. Пол горячий.
— А как же! Реостаты ведь не выключаются. Гениально придумано — специально для нашего климата!
— А что! Вдруг заморозки в июле. Все-таки Средняя Азия…
— Вот именно, — усмехнулся Федор. — Послушай, Ким, а что, если мне к вам податься — по старой памяти. У вас места есть?
— Было одно — старшего лаборанта, но шеф уже, кажется, договорился. А ты пошел бы?
— Пошел. Все-таки моя тема.
— Жаль… Немного бы раньше.
— А ты поговори со стариком. Он ведь, кажется, ни" чего?
— Отличный старик. Настоящий ученый. И мужик настоящий.
— Может, попробуешь?
— Ну, что ж, давай. Только сразу надо, не откладывать. Выходим?
Они уже въезжали на кольцо. Троллейбус качнулся в последний раз, двери разъехались, и плотная масса людей стала вываливаться из машины.
— Да… — перевел дух Федор, когда они, наконец, очутились снаружи. — Дилижанс двадцатого века! И все-таки, знаешь, у этих троллейбусов летом есть одно преимущество — после них на улице кажется прохладней…
Они вошли в скверик на остановке, присели под деревом. Ветви огромной чинары нависали над ними, и пятнистая тень колыхалась у ног.
