— Иди, звони маме, она там волнуется на дежурстве.
— Анна Ильинична все там же, в неотложке работает? — спросил Федор, и Ким удивился, что он помнит имя-отчество его матери. Ведь бывал он у них в доме раза два или три, не больше, еще в студенческие годы.
— Там же, — сказал он, — только теперь на выездах. Пойдем, позвоним… Тут автомат на углу.
Они вышли, и, пока спускались по лестнице, Федор внимательно оглядывал стены в подъезде.
— Ты чего? — спросил Ким.
— Да вот, смотрю, кабель-то телефонный протянут.
— Кабель есть, а телефонов нету. Третий год подстанцию делают, никак не пустят. Массив, гляди, какой.
— Да… Огромный массив, — сказал Федор. — Я ехал, ехал, думал, заблудился, в другой город попал.
— А он и есть город. Триста тысяч, представляешь?!
Они пошли между ровных, как кубики, не отличимых друг от друга домов, и Федор все разглядывал фасады и лоджии, выходящие в обратную сторону.
— Интересно? — кивнул головой Ким.
— Да, как в кино. В итальянском. Отсюда смотришь — все гладко, красиво. А с той стороны — жизнь в разрезе. Я-то чего, собственно, приехал… С Виталием, знаешь, что?
— Нет, ничего не знаю.
— В больнице он. Говорят, плохи дела. Подозревают опухоль мозга.
— Да ты что! — Ким остановился, несколько мгновений смотрел на Федора не мигая, пытаясь понять, что тот сказал. Но понять было трудно. — Погоди, чепуха какая-то! Да я ж его видел недавно, в магазине встретил, он еще биллиард детский тащил…
— Ну и что?
— Как что! Нормальный, веселый Виталий. Как всегда. Он мне еще пару анекдотов кинул. Посмеялись. Никакой опухоли в помине не было…
— Так бывает, — сказал Федор изменившимся вдруг, каким-то усталым голосом. И от этого тоскливого голоса Киму сделалось страшно.
— Где? — спросил он хрипло.
— В неотложке. Будешь разговаривать с матерью — спроси.
Анны Ильиничны на месте не оказалось, уехала на вызов с врачом. Ким попросил к телефону знакомую сестру, и та подтвердила: да, есть такой, и предполагаемый диагноз подтвердила, сказала, что, возможно, переведут в хирургическую клинику, будут оперировать.
Это было непостижимо… У кого угодно, но у него… Сухопарый, подвижный, веселый — сама жизнь… Представить это было мучительно трудно.
— Слушай, — сказал Ким, — что-то никак в голове не укладывается. Поедем к нему!
— Сейчас?
— Да, сейчас.
— Давай лучше завтра. Может, узнаем что-нибудь.
— Ладно, — согласился Ким, — давай завтра. Я маму попрошу, чтоб узнала.
— Обязательно. И еще спроси, может, достать чего-нибудь надо, принести или там помочь как-то.
