— Вы химик?
— Как вам известно.
— Вы четыре года работали в Академии наук?
— Да, по окончании университета я начала там работать. Но уже два года там не работаю. Я работаю на кладбище.
— На кладбище?
— В последнее время — да. Из-за предстоящего отъезда. — Я удивлялась тому, как мало, казалось, знают эти пограничники. Эти вопросы в последние месяцы мне задавали неоднократно — и других людей в моем окружении тоже об этом спрашивали, про некоторых я это знала, про других могла лишь догадываться.
Человек в мундире листал бумаги.
— Встаньте.
— Я должна встать?
— Да, мы же вам только что сказали. И не задавайте вопросов. Вопросы задаем мы.
Я встала. Юбка у меня прилипла к заду.
— Заявление на отъезд было подано в апреле позапрошлого года. Начиная с мая по отношению к вам действует ограничение контактов. Вы были засекречены?
— Нет. Я хочу сказать, что запрет на контакты должен был действовать и дальше, но засекречена я еще не была.
— У нас другая информация. Вы хотите нас обмануть?
— Нет.
— Над чем вы работали в Академии наук?
Мне жали туфли, я переминалась с ноги на ногу и оглядывала присутствующих.
— Мы дождемся ответа?
— Что я могу вам об этом сказать? Я уже забыла. О том, чего я не забыла, я должна молчать, а о чем не должна молчать, того вы все равно не поймете. Вы не специалисты, господа.
— Ого, какая хитрюга, — чиновник захлопнул лежавшую перед ним папку и стал шепотом переговариваться с начальником, сидевшим в сторонке позади него.
— Увести. — Начальник кивнул высоченному парню с непропорционально маленькой головой. Он был такого высокого роста, что его брюки явно пришлось выпустить — темнозеленый цвет нижнего края этих брюк выглядел, словно кайма. Высоченный схватил меня за руку выше локтя и отвел в соседнюю комнату. Тоже без окон.
— Где мои дети?
— Вы что, не слышали? Вопросы здесь задаем мы.
Тут бы я охотно присела, но в этой комнате не было ни стула, ни стола, а садиться в юбке прямо на пол в присутствии этого чиновника мне не хотелось. Я посмотрела на свои часы. Было начало седьмого. Алексей и Катя скоро проголодаются.
Когда я снова взглянула на часы, было десять минут седьмого, а на часы я смотрела примерно каждые три минуты, в последний раз — без пяти семь, когда вошел прежний чиновник с женщиной в форме.
— Какие-нибудь происшествия? — спросил он высоченного.
— Никаких происшествий, — прозвучало с высоты. В виде приветствия высоченный держал руку у виска.
— Раздевайтесь. — Старший чиновник благожелательно мне кивнул.
