Я постучала по стеклу.
— Зачем ты стучишь по стеклу? Перестань.
Герд откинулся назад, стараясь не встречаться со мной глазами, — так он боялся, что у него сдадут нервы. Я постучала по стеклу.
— Перестань.
Я постучала три раза — в ритме его ответа.
Он застонал, а я провела по стеклу ладонью.
— Сколько времени они уже там, внутри? — спросила я, не сводя глаз с черного окна барака.
— Не знаю, я на часы не смотрел, минут двадцать, наверно.
— Дольше.
Герд не ответил. Он курил. С тех пор, как человек в форме полицейского скрылся с моими детьми, дверь ни разу не открывалась. Никто туда не вошел, ни один человек не вышел. Дверь была закрыта наглухо — так, что я даже засомневалась: не скрылись ли мои дети совсем в другом бараке, на дверь которого я до сих пор не обращала внимания. Или же они хоть и вошли в этот, наблюдаемый мною барак, но давно вышли из него незамеченными где-то с другой стороны. Через заднюю дверь. Может быть, существует подземный ход, ведущий в отдаленный полицейский лагерь, прямо в Центральный Комитет, под темные сине — зеленые своды государственной безопасности. А оттуда только один путь — в подземелье медного дворца. Возможно, под дворцовой площадью находится разветвленный лабиринт со специальными темницами, в которых дети беглых и невозвращенцев сидят взаперти и подвергаются принудительному исправлению. До тех пор, пока они не созреют до того, чтобы преданные государству граждане могли принять их в свои социалистические семьи. В такие семьи, каких, вероятно, и не бывает. А я буду напрасно ждать здесь своих детей.
— Ты тоже видел, как они туда вошли? Вон туда. Видишь тот барак? Они там, внутри. — В голосе у меня слышалась неуверенность, но я все же указывала на барак с псевдо-окнами.
Герд проследил за моим пальцем. Резко выдохнув, он засмеялся и пожал плечами.
— Не знаю, — он огляделся. — Ведь все эти бараки с виду одинаковые.
Домики стояли ровно, в ряд. Слева у каждого была узкая дверь, справа — псевдо-окна, а над ними — неоновый свет. За исключением крайних. Насколько я могла разглядеть, у крайних домиков были не псевдо-окна, у них в окнах горел свет. Герд засопел, выдыхая дым.
— Неужели ты думаешь, будто они хотят оставить твоих детей у себя?
Оставить у себя. Не здесь. Герд мысленно был уже там, за мостом. Я — нет. Герд засмеялся.
— Какая ты смешная. Ты думаешь, им больше делать нечего, кроме как задерживать маленьких детей.
— Не только маленьких детей. — Я тоже пыталась смеяться, только мне это не вполне удавалось. — У нас ведь никогда не знаешь.
