Но, закрыв дверцу духовки, прислонившись спиной к ее теплой поверхности, Либби вспомнила, какое безграничное наслаждение испытывала в объятиях Риона…
В последующие дни Рион почти все время занимался предвыборной кампанией. Если он не был на совещаниях или не объезжал провинцию, встречаясь с избирателями, то разговаривал по телефону с руководством «Деликарис экспериенсис», проверяя, все ли идет гладко в его отсутствие.
У Либби появилась идеальная возможность изображать уступчивую жену, строго соблюдающую правила. Она не задавала слишком много вопросов, нечасто выражала собственное мнение. Она никуда не сопровождала Риона. И хотя потихоньку занималась работой в течение дня, всегда старалась вернуться домой раньше Риона. Либби следила за тем, чтобы холодильник был полон, дом чист и опрятен, и продолжала надевать на себя самую уныло-серую одежду, какую могла найти.
И это сработало.
Прошло уже больше недели, а Рион не прикасался к ней.
Да, в те редкие моменты, когда они оказывались в одной комнате, Рион по-прежнему смотрел на нее так, будто хотел еще слизать мед с ее пальца, но Либби заставляла себя не обращать на это внимания и продолжала убеждать себя, что ошибается. Общепризнано, что жена должна ждать мужа в кровати каждую ночь, а не ночевать в комнате по соседству, боясь, что не совладает со своими чувствами. Но Либби постоянно твердила себе, что действует как внимательная жена, которая знает, что ее занятого мужа нельзя отвлекать, ему необходимо высыпаться. Она даже оставляла дверь своей комнаты приоткрытой, на случай, если Рион захочет доказать ей, что она ошибается.
Но Рион ни разу не зашел к ней. Поэтому, раз он не признавал, что она фактически охладела к нему, Либби была по-прежнему уверена: его признание – вопрос времени. И она молилась, чтобы это произошло поскорее. Действуя подобным образом, она ощущала, будто ей подрезали крылья. Только поэтому, а не потому, что она страстно желала повторения близости с Рионом!
Хотя Рион почти все время отсутствовал, как и в прежние времена, когда они поженились, ее это не беспокоило в той степени, в какой беспокоило прежде. Либби вполне нравилось заниматься домашними делами и жить в одном месте, а не ночевать в разных отелях каждую ночь.
Короче говоря, находясь в доме Риона, Либби поняла, что за последние пять лет она до такой степени преуспела в контролировании собственной жизни, что была теперь готова связать ее с кем-либо, если захочет. Она решила, что поступок ее отца, назвавшего ее Либерти – свобода! – уже не возглавляет список самых больших ироний в ее жизни.
