— Еще одну нам сплавляете? В чем дело, не удалось совсем заморить?
— Предоставлю это вам.
— Если вдруг соскучитесь по настоящей работе, не стесняйтесь, обращайтесь к нам — что-нибудь придумаем. Долго еще собираетесь гнить в своей дыре?
— Столько, сколько понадобится, — сказал я, в сотый раз расписываясь на знакомом бланке и глядя, как пациентку увозят на каталке.
Всякий раз, когда я привозил больных, Дю Тойт ворчливо подкалывал меня, а я парировал.
Дю Тойт с интересом уставился на Лоуренса:
— Недавно устроились? Я-то думал, у вас там от лишних избавляются, а смотрю: новых стали брать.
— Я приехал сюда на год, — пояснил Лоуренс. — Общественная служба.
Дю Тойт сморщил нос:
— Вот уж не повезло! Короткую соломинку вытянули?
— Нет, нет, я сам захотел сюда поехать.
— Ага. Ага. Ничего, время незаметно пролетит. — Дю Тойт хлопнул Лоуренса по плечу и обернулся ко мне: — Хотите пообедать?
— Спасибо, но мне пора ехать обратно. Дежурство. Как-нибудь в следующий раз.
Когда мы вышли из больницы, Лоуренс сказал:
— Противный тип.
— Да нет. Человек как человек.
— Избалованный. Высокого мнения о себе. Но врач из него никакой, это же видно.
На гребне эскарпа я притормозил у знакомого придорожного ресторана.
— Зачем это вы? — спросил Лоуренс.
— Вот хочу перекусить. Вы разве не проголодались?
— Я так понял, мы на дежурстве… А знаете, — сказал он с умудренным видом, — вы нарочно отказались обедать с тем типом. Вам он тоже не по душе.
Мы сели за столик и пообедали, наблюдая за другими посетителями. На этом участке автострады преобладали фуры дальнобойщиков, едущих к границе или обратно. Шоферы часто останавливались выпить и поесть в этом ресторане. Мне нравились лица этих мужчин. Их не омрачало то мучительное самокопание, которое не дает покоя врачам никогда, даже в нерабочее время. Шоферов вела по жизни путеводная нить — бесконечная лента шоссе.
— Вот она какая, — внезапно сказал Лоуренс, — та больница. Та, куда все обращаются.
Я энергично кивнул:
— Она самая.
— Это в нее все вкладывается. Персонал, деньги, оборудование — все уплывает туда?
— Да.
— Но почему?
— Почему? Каприз истории. Еще несколько лет назад на карте неподалеку от места, где мы с вами сейчас сидим, была черта. По одну сторону хоумленд: сплошные муляжи, все для блезира. По другую — мечта белого человека, все капиталы, все…
— Да, да, это-то я понимаю, — нетерпеливо прервал он. — Но теперь на карте нет черты. Так почему же нас к ним не приравняли?
