— Есть и еще кое-что. Вы знаете, у него при себе было девятьсот долларов и сто двадцать левов. Это в паспорте. А в другом кармане были еще и чеки. Тогда зачем доллары в банкнотах? Спекулировать? Или для других целей?.. Допустим, долларов была тысяча и недостающая сотня превратилась в левы.
— Да-а, ничего себе этот... Маман. Неплохо подзапасся всем. Хотя тот, кто снабдил его радиоминой, все-таки лучше предвидел финал... Не вызывает ли каких-либо ассоциаций этот его псевдоним?
— Маман — значит мать, товарищ генерал, а он никак не похож на чью-либо матушку.
— Допустим. А как насчет тех, кто похож? К примеру, Мелвилл.
— Никакой реакции с ее стороны. До сих пор убитым она не поинтересовалась, будто вообще ничего не знает...
— Или именно потому, что знает!
— Вроде бы она его любовница, а...
— Или он ее любовник.
— Разве не одно и то же?
— Пора уж разбираться в таких тонкостях, Ковачев. Когда ей за сорок, а он явно ее моложе, есть кой-какая разница.
— Разница, возможно, и есть, но стоит ли начинать по этому поводу дискуссию? Выделим главное. Во время катастрофы она была уже в своем номере. А знаете ли, с кем прибыла вчера вечером в гостиницу Мелвилл?
— В управлении Петев мне докладывал, что с каким-то господином в летах. За рулем была его дочь. Они вместе ужинали в Балчике, — сказал Марков.
— Именно так. Сей господин — торговый представитель одной американской фирмы в Константинополе. А знаете ли, как зовется это милое семейство?
— Откуда я могу знать, если вы крутитесь вокруг да около, вместо того чтобы мне доложить. Надеюсь, это не Рокфеллер и не Джон Пирпон Морган?
— Конечно, нет. Он всего-навсего Еремей Ноумен, а дочь его Мишель Ноумен.
— И что же из того?
— А то лишь, что фамилия Ноумен в буквальном переводе с английского означает... Никто!
— Никто! Значит... это и есть господин Никто!
— Очевидно. Старый Никто с Коко, как значится в одной из шифрограмм. А наши простодушно перевели фамилию, вот и все.
— Браво, вот это переводчики!
— Существенно, что старый Никто и Коко, я имею в виду Еремея и его дочурку, прибыли к нам именно в понедельник, 14 июля, когда выпорхнуло в эфир второе послание.
— И они, разумеется, тоже имеют алиби?
— Вы проявляете удивительную догадливость!
Ковачев позволял себе иногда подобные вольности, он знал о душевной слабости генерала по отношению к своим любимцам и хотя и редко, но пользовался этим.
— Во время катастрофы они как раз входили в свой номер, после того, как распрощались с Мелвилл, — сказал полковник.
