— Пуля дура, штык молодец,— произнёс кто-то ни к селу ни к городу.
— Принести тебе сухарей? — спросила Таня.
Ей вдруг стало очень жалко Мишу. Будет тут один, как в больничной палате.
— Не надо мне,— сказал он и отвернулся.
— Спасибо хоть скажи.— Это Лена добавила ехидным голосом. Но Миша даже не взглянул на неё.
— Ну и пожалуйста,—сказала Таня.—Была бы честь предложена.
И все ушли. В этот день их пригласили в городскую библиотеку имени Гайдара на встречу с писателями, а потом Григорий Григорьич хотел показать им гавань.
Они уже вышли на Поморскую, и тут учитель спросил у Звягина, не забыл ли тот значки для подарков: у них в школе ребята сами делали значки с портретом Гайдара. Конечно, Звягин забыл...
— Кру-гом! — скомандовал Григорий Григорьич.— И шагом марш за значками. А мы тут в скверике подождём.
И Звягин помчался. Он протопал, как добрый конь, по деревянному тротуарчику возле школы, взлетел по лестнице, как молодой джейран, и ворвался в спальню мальчиков, как сквозняк.
Конечно, там никого не было. Даже Миши... Хотя нет. Вот он, Миша. Вылезает почему-то из-под чужой кровати — весь красный и вроде чем-то смущённый.
— Ты чего? — спросил Звягин.— Эй, Ворона!
— Ничего,— сказал Миша.— Монету бросал, закатилась, не могу найти.
— А-а,— сказал Звягин.— Я значки забыл. Он взял значки и побежал обратно.
Встреча в библиотеке затянулась, и когда ребята вышли, наконец, оттуда и пошли по проспекту Виноградова, все хотели одного — поесть.
— Гулять так гулять,— сказал Григорий Григорьич.— Пошли-ка в молодёжное кафе «Золотица», сдвинем столики и основательно посидим за бутылкой лимонада. Ведь школьного кафе пока ещё нет.
И как раз в это время окончился сеанс, и народ повалил из кинотеатра «Победа» — он напротив кафе, а рядом — памятник Павлину Виноградову, герою гражданской войны.
— Смотрите, больной! — закричала Лена.
Она первая увидела, как из дверей появился Миша, щурясь на свет после тёмного зрительного зала.
— Понравилась картина? — спросил Звягин.
— Там про лечение живота показывали? — крикнул кто-то.
— У тебя действительно всё прошло? — спросил Мишу Григорий Григорьич.— И голова, и, прости меня, живот?.. Тогда идём с нами пировать.
И Миша, самостоятельный, заносчивый Миша, как-то смутился — это все видели — и с виноватой улыбкой сказал:
— Спасибо, да... почти.
Все пошли в кафе и хорошенько закусили. А потом снова бродили по городу, потому что послезавтра уже уезжать, а они ещё столько не видели.
