В кромешной тьме невозможно было что-нибудь разглядеть. При этом раздавался странный звук. Человек колесил вокруг меня, и я косился на его скользящую тень.
— Боишься?
— Нет,— ответил я, хотя голос мой вывел чуть ли не птичью трель.
— Я бы на твоем месте боялся. Меня бы тошнило от страха, если бы я был на твоем месте.
Он еще раз прошелся по помещению. Потихоньку вдоль стены приблизился к двери. Оттуда в амбар проникал свет.
— Ты с разбившейся посудины, так?
— Так.
— Как ее звали?
— «Небесный Остров»
— Да. «Небесный Остров». — Опять он двинулся. И снова перестук маленьких колесиков.
Я закрыл глаза. Когда я их снова открыл, то уже мог различить серую штукатурку вокруг камней, деревянные балки над головой. Человек был все время в каком-то странном движении — он и не ходил, и не ползал.
— Сколько спаслось? — спросил он.
— Не знаю,— ответил я.
Мужчина выбросил руки вперед и скользнул — другого слова не подобрать — к дверному проему.
Теперь я понял: у него не было ног, они были отрезаны выше колена. Обрубки в толстых шерстяных штанах на деревянной тележке, двигавшейся с помощью рук. Полы его куртки ободрались от постоянного трения о поверхность, по которой он передвигался.
Я и раньше видел калек. В Лондоне, в последний год столетия, в 1799 году, после нескольких лет войны с Францией, район порта кишел моряками, искалеченными и похуже этого. Но ни один из тех несчастных не внушал мне и доли ужаса, который наполнял меня, когда этот человек маячил вокруг.
Плечи его были неимоверной ширины, мощные руки могли меня растерзать, переломать мне кости безо всякого труда, я чувствовал это. Но лица его я не видел.
— Звать как?
— Джон Спенсер.
— Откуда?
Он придвинулся ближе, и я вжался в стенку.
— Откуда? — зарычал он.
— Из Лондона.
Я не уловил его движения, но мгновенно мои запястья оказались в его ручищах. Он обхлопал мою грудную клетку и обшарил карманы. Потом он приблизился, и обрисовались его ужасные черты лица: толстый скрученный нос, сероватые щеки. Он тряхнул меня, как погремушку.
— Они знают, что ты здесь?
— Они видели меня,— кивнул я.
— Тогда тебе конец. Они поймают тебя, как шавку.
Странные у него были глаза. Один следил за мной, другой за дверью, и оба сияли в полутьме, как крохотные звездочки.
— Они не успокоятся, пока тебя не укокошат. Помяни мое слово, парень. Потому как для них — или тебя убрать, или самим висеть вот как. Хе, и ты снова встретишь своих дружков по команде. В болоте за пустошью. И останешься там с глоткой, забитой дерьмом, пока Господь не свистнет в свою дудку и не вызовет вас всех на палубу.
