Я снял куртку и расстелил ее на ступенях.
— Нам понадобятся пони, Мэри. Ты сможешь их привести?
— Конечно. — Она двинулась было, но задержалась. — Будь осторожен, — сказала она и побежала вверх.
Камень на углу был обломан. Из щелей выпала штукатурка, оттуда росли пучки травы и чахлые кустики. Под моими ищущими опору руками штукатурка крошилась, и огромные куски вываливались в темную воду гавани. Я высунулся и установил ногу на узкую, скользкую балку.
Вода в нескольких футах подо мной, плавать я не умею. Если я здесь упаду, меня унесет в море, как гнилое полено.
Вытянувшись и прижавшись к стене, я осторожно продвигался к стоку. Журчала вода, ветер пытался оторвать меня от стены. Я продвигался, стиснув зубы, и вскоре рука моя сжала выступ сточного туннеля. Я ступил внутрь, в эту просторную, мокрую и вонючую дыру. Врассыпную бросились крысы.
Пройдя лишь несколько шагов, я нашел отца. Он лежал на кирпичном выступе стены лишь в футе над слизью открытого стока.
Лежал он на спине, рот был забит старым шейным платком. Я вынул платок, и он жадно вдохнул гнилой воздух.
— Джон, — измученно прохрипел он. — Не могу поверить... это ты...
Я макнул пальцы в жидкое месиво стока и прикоснулся к его губам. Отец жадно облизал губы. Язык был толстый и неповоротливый, как садовый слизняк.
— Я... отодвинулся,— с трудом выговаривал он. — У стены... мокро.
Действительно, по стене струилась вода, хорошая, чистая, отдающая известью. Я прижал руку к стене и набрал в ладонь крохотную лужицу, затем опрокинул ее в рот отцу. Он жадно пил таким образом ладонь за ладонью, в горле его как будто что-то скрипело. После этого я протер влагой его глаза, лицо и лоб, жесткую щетину бороды.
— Лучше, — сказал он. — Спасибо.
— Сейчас будут пони, — сообщил я ему. — Надо выбираться на улицу. Есть здесь другой выход?
— Люк над тобой.
— А что наверху?
— Ничего. Пустая комната.
— Ты можешь идти?
Он отрицательно покачал головой.
— Я в цепях, — сказал он. Сначала я не понял, но когда провел по ногам, проверяя, нет ли ран и переломов, то обнаружил металлические обручи на лодыжках, цепи и замки, прикрепленные к кольцам, вмурованным в кирпичную стену. То же самое было и с запястьями, кроме того, цепь обхватывала его вокруг пояса. Он был на цепи, прикован к узкой полке, как собака. Даже с напильником пришлось бы повозиться довольно долго, а с молотком и зубилом на его освобождение ушли бы часы.
— Обрубок приходил? — спросил я.
— Кто?
