Внезапно зеленый занавес открывается. Солнце озаряет обоих игроков своим светом, и, подобный арене, большой корт красной равниной простирается перед их взорами. Площадка разделена на две равные части натянутой сеткой с широкими прозрачными ячейками. Белые линии четко вырисовывают корт. Одним взглядом Рейнольд и Жан охватывают ступени трибун, вздымающихся до самого неба. Все поле как бы оказывается погруженным в синеву, ибо в данный момент на небе нет ни облачка, если не считать небольшого скопления рыхлых, совсем незначительных тучек в одной из сторон, казалось, забытых в этой картине неряшливым художником.
Яркий свет ослепляет их и заставляет щурить глаза. То, чего они так ожидали, происходит очень быстро. Все актеры уже на своих местах. Судьи — на линиях, каждый на своем железном стуле; по двое с каждой стороны корта и по одному у квадратов подач по бокам корта. У подножия вышки судьи мужчина, которого они хорошо знают, тот самый, который проводит большие встречи, поправляет свою широкополую шляпу на голове. Полный и грузный, он проверяет устойчивость высокой лестницы с широко расставленными ступеньками, которая несет на себе деревянное кресло. Вскоре он взберется по лесенке и усядется в него.
Фотографы. Они отступают, передвигаются, мечутся, толкаются. Для фотографов оба игрока — лишь изображение в видоискателе или на матовой пластинке их «Роллефексов».
Добродушно и как бы машинально Рейнольд и Жан дают прижать себя к сетке и снять рядом друг с другом и один против другого.
Рокот аплодисментов, которыми встречено их появление, затихает, сливается теперь с однообразным гулом толпы. Мало-помалу из расплывчатой массы окружающих мужчин и женщин вырисовываются отдельные лица, становятся видны цвета платьев, белизна рубашек; жарко, и многие мужчины сняли пиджаки, свернули их и усадили на них своих спутниц.
Игроки оставляют запасные ракетки на приступочке у кресла судьи. Вот они уже приноравливаются к ракеткам, которые выбрали. На приступочке у кресла стоят также две бутылки минеральной воды. Из коробок появляются новые мячи. Прежде чем взобраться на свое кресло, судья катит их к мальчикам, находящимся там, в глубине, с каждой стороны корта.
Бросают жребий. Ракетка, кружась, падает на землю. Подача Жана, Рейнольд выбирает сторону. И вот оба игрока расстаются. Каждый из них предоставлен теперь самому себе,— и так до самого конца встречи. Жан идет мимо лож к своему месту. Гийом где-то в ложе. Он захотел быть как можно ближе к площадке, а не там, наверху, над ложей журналистов и теннисистов, где все время стоит гул голосов.
