Он взял бланк, вывел адрес и дальше написал: «Вася телеграфируй можно ли мне приехать устроиться работать мой адрес Москва центральный почтамт до востребования Сергею Лабутину жду ответа Сергей».
Девушка в окошке быстро-быстро прочла, подчеркивая каждое слово, сказала:
— А «до востребования» пишется отдельно.
— Пожалуйста.
— У вас слишком длинно, давайте сократим. «Телеграфируй Москва главпочтамт востребования возможность приехать устроиться привет Лабутин». Вот — вдвое короче.
— А «Вася»?
— Что — «Вася»?
— «Вася» надо оставить. Обращение! Скоро дойдет?
Ночевать ему было негде, я он вернулся на Курский, там купил мороженое за двадцать рублей, выпил воды, пристроился в уголке на лавке, рядом с молодой девкой, качающей грудного (неужели своего?), и так, сидя, заснул.
Утром поехал на почтамт, телеграммы от Васи не было, съел пирожок с ливером, потом опять, как в полусне, бродил по городу и, сидя где-то на бульваре, сквозь дрему услыхал разговор:
— Ну, поедем в порт?
— Еще рано, туда к четырем.
— Поедем сейчас, лучше там отдохнем.
— А ты-то чего устал?
— А съемка? Всю ночь почти что не спал. Вчера приходит в институт помощник режиссера, пестренький такой. Говорит: «Товарищи, помогите нам, послужите искусству. Будет сниматься массовка — разгон демонстрации».
— Девятьсот пятый год, что ли?
— Да нет, за границей. В одной из стран. У кого, говорит, есть шляпы, береты — всем надеть, галстуки повязать.
— А у кого гимнастерка?
— Да, я тоже говорю: а у кого гимнастерка? Ничего, говорит, сверху плащ наденете, мы вам дадим. Ну, приходим на студию вечером. Полон двор народу. Режиссер залез на вышку, сейчас, говорит, будет репетиция. Прожектора включили, прямо в глаза. И он командует: «Вперед! Назад! Влево! Вправо!» — Теперь этот студент, одетый уже наполовину по-цивильному: кителек с планками, но серые бумажные брюки и сандалии,— обращался не только к своему другу (тот был во всем солдатском), но и к Сергею: — Так раз тридцать. Потом, значит, появляется полиция. Чин-чинарем, в форме, с дубинками. И на нас! «Разойдись!» А мы намаялись, устали и на них: «Ур-р-р-а!» Нас-то много. Режиссер кричит: «Назад! Прекратить!..» Ну, потом они, значит, нас разгоняют. Так раз тридцать! Потом деньги в зубы и по домам. А еще не снимали, снимать будут днем. Завтра. А это репетиция. Ребята ходили с третьего курса раз десять — и репетиции и съемки, а потом картина вышла, и ничего этого нету.
— Ну, это нас не касается,— сказал товарищ,— это их дело, тебе платят.
