Черныш лежал до тех пор, пока ему вновь не захотелось пить. Он важно спустился к реке и напился. Ему вдруг пришла охота ни с того ни с сего побегать по берегу, порезвиться вроде суслика. Но сытые шакалы, становятся ленивы. Черныш не стал бегать, а преспокойно разлегся на песке.
На небе появилась луна. Выплыла торопливо, неожиданно — похоже, спешила высмотреть, что произошло на земле без нее и отчего так беззаботно валяется на берегу озера бродяга шакал.
Черныш поджал хвост и побежал прятаться в свое логово.
* * *
Прошел еще один день, то ли во сне, то ли наяву. А с наступлением темноты Черныш вскочил на ноги.
Он нигде не задерживался, не обращал внимания на играющих сусликов — он бежал туда, где обосновались люди. Он спешил, потому что был голоден и еще оттого что до сих пор ощущал вкус удивительного плода. Знал бы он, сколько труда потратили люди, пока этот «плод» приготовили!
Подкрадываясь к палаткам, Черныш издали заметил между стволами отблеск костра. Об огне он знал давным-давно, костры ему не однажды доводилось видеть в селе, возле которого он жил с матерью-шакалихой. Он не боялся огня, но сейчас остановился и не мог больше сделать ни шагу — ведь он был совсем один! Это когда шакалов много, они способны разгуливать за спиной у людей, которые беседуют вокруг костра.
Черныш решил дождаться, когда костер погаснет и люди уйдут в свои палатки спать. Он улегся под кустами тальника и терпеливо следил за людьми — они готовили на костре ужин, громко разговаривали и смеялись, а Черныш все смотрел, стараясь не упустить ни одного движения.
Из палатки вышел человек с черными, как казан, и блестящими, как лакированные туфли, усами. Шакаленок удивленно навострил уши. Вот уж кого он не ожидал тут увидеть!
Мурад достал из кармана куртки бутылку, нацедил в пиалу темной жидкости. Шакаленок, конечно, принял вино, которое наливал Мурад, за воду, но удивился, отчего вода такая темная, с красноватым отливом, и почему ее держат в непонятной посудине, а не набирают из озера или арыка.
Мурад осушил пиалу и вдруг хриплым голосом затянул песню. Он оборвал ее неожиданно — просто забыл конец, но вообще у одних песен он не помнил начала, у других конца,— но шакаленок принял песню за сигнал, которым люди созывают друг друга. Стал настороженно прислушиваться, не звучат ли в ответ из леса голоса других людей, откликнувшихся на призыв Мурада. Но голосов не было, а Мурад затянул новую песню и снова оборвал ее так же внезапно. Похоже было, что он устал петь, да и Барабаш поглядывал на него холодно и сердито. Мурад вздохнул, отставил в сторону и пиалу и бутылку.
