А беда была в том, что, общаясь с клиентами, Роберт не спешил перевести разговор в деловое русло. Он непременно интересовался у посетителя, как идет торговля, отмечал, какие хорошие у собеседника часы (или галстук, или серьга, если посетителем оказывалась женщина). Разговор уходил в дебри, выбраться из которых стоило клиенту порядочных усилий. Когда же беседа за жизнь прорывалась вдруг вопросом, к примеру, о мощности какого-нибудь агрегата, Роберт скучнел на секунду, а затем все с той же милой улыбкой просил уважаемого посетителя подождать — можете посидеть в нашем баре, выпить чашечку кофе бесплатно! — пока он выяснит эти данные. Клиент оставался ждать, нервно поглядывая на часы и удивляясь, как он мог убить сорок минут на болтовню ни о чем, а Роберт шел добывать данные. По пути за знаниями менеджер Мастерков останавливался, чтобы вставить теплое слово в чей-нибудь спор, в триста четырнадцатый раз замечал красивую ручку у Володи, новую кофту на Оксане Серебрец. Все это нужно было отметить, похвалить и, по возможности, обсудить. Немудрено, что зачастую Мастерков забывал, зачем шел; он еще помнил об оставленном клиенте, но вопрос, который требовалось выяснить, терялся безвозвратно, зацепившись за что-то по дороге. Не зря знак вопроса рисуют в виде крючка!
Потомившись некоторое время, большинство клиентов предпринимали самостоятельные шаги: они обращались к другим менеджерам, покидали фирму или начинали скандалить, требуя к себе внимания и уважения. С последними приходилось выяснять отношения старшему менеджеру Талльской. Любой другой новобранец давно попал бы в черный список и вылетел бы из «Конторы», как ошпаренный страус. Но Мастеркова Ольга то ли щадила, то ли жалела, то ли все вместе. Хвалить парня в отчете за месяц не позволили Талльской принципы и долг, ругать его она не стала.
Многие сослуживцы, наблюдавшие за Мастерковым более минуты, имевшие возможность пообщаться с ним или просто наслышанные о нем, считали его идиотом. Люди с подобной репутацией, как правило, не приживаются в коллективе. Если бы не стремление Роберта быть всем приятным и полезным, не его попытки со всеми наладить дружеские отношения, его бы, как принято говорить, сожрали. Но неизменная улыбка, бессчетные попытки всем помочь или сделать приятное как-то уравновесили главный изъян. Некоторые «конторцы» относились к нему вполне лояльно, а кое-кто даже с некоторой симпатией.
У идиота угрюмого, идиота злобного, заносчивого или занудного шансов выжить в коллективе нет, идиот добродушный такой шанс получил и прижился в «Конторе».
