- В чем дело, что за шум? - подскочила Нелли Эдуардовна. - Вы так вздорите, что господа обратили внимание.
- Представьте себе, эта куколка - протеже какого-то жандарма Султанова, которую я обогрела и устроила на тепленькое место, не желает пойти к генералу и пришить ему пуговицу. - Доррер неприятно захихикала. - Неужели Леш хуже какого-то заштатного пристава.
- В самом деле, Лариса Евгеньевна, - умоляюще улыбнулась Нелли Эдуардовна. - Я бы на вашем месте не стала и задумываться... Все-таки, Леш - это... сами понимаете...
- Ну и ступайте к нему! - Оскорбленная и униженная, Архангельская повернулась и пошла к воротам...
Из Фирюзы она уехала по узкоколейке, в небольшом пассажирском вагончике. В нем было почти пусто, ибо солнце только-только забиралось в зенит, и назад, в Асхабад, никто пока не спешил.
В Безмеине она прождала целый час пассажирскую карету. Наконец подошел открытый дилижанс: лошадей выпрягли, напоили, дали сена. Объявили посадку. Лариса Евгеньевна заняла место впереди, и до самого Асхабада, беспрестанно думая о жутком нынешнем дне, устало смотрела на Копетдагские горы и зеленые холмы, еще не опаленные солнцем. Вернувшись домой и не застав отца - он ушел в госпиталь на ночное дежурство, - она упала на кровать и, плача, уткнулась в подушку. Пролежала, наверное, час или больше, и очнулась от стука в оконное стекло. Стучались в передней, окна которой выходили во двор. Выйдя, Лариса Евгеньевна приоткрыла дверь и увидела Лесовского.
- Боже ной, Николай Иваныч! - радостно воскликнула она. - Боже мой... Входите. Я только что вернулась из Фирюзы.
- Добрый вечер, Лариса Евгеньевна. - Он взял ее за руку, осторожно и пытливо заглядывая в глаза, и она, не справившись с чувством теснящейся в ней обиды и нахлынувшей радостью, заплакала, судорожно покусывая губы.
- Что с тобой? - тревожно спросил он, бережно обнимая ее, приткнувшуюся мокрым лицом к его плечу. - Ну, успокойся, успокойся.
- Нет, нет, я ничего... Это я так... Просто мне стало совсем хорошо оттого, что вдруг появился ты. После того вечера, когда я пела в городском саду, я все время жалела, что ты ушел.
- Была на то причина, - усмехнулся он, взяв со стола спички. - Может быть, зажжем лампу, уже темно.
- Да. конечно... О какой причине ты говоришь?
- Ты же была с кавалером... с офицером! Щеголь такой с черными усами.
- Ты не думай ничего плохого. Кранк - врач-гинеколог. Он порядочный человек... Во всяком случае, со мной он не позволяет ничего лишнего.
