– Ладно, будь по-вашему! – Да-Сильва направился к двери, Барбер задержался у кафедры.
– Я хочу, чтобы вы поняли, сэр, – с достоинством произнес он, – что Лу говорит только за себя. Никто не собирается заставлять вас идти наперекор вашей совести или угрожать вам, тут я с Лу никак не согласен. В конце концов вы сами отвечаете за свои решения. Надеюсь, у вас никогда не будет повода в них раскаяться.
– Хватит, Артур, – бросил с порога Да-Сильва. – Артур – славный парень. Вот только малость подхалим, правда? – Он улыбнулся Чарльзу почти дружески.– Расхлебывать будете сами!
И оба скрылись за дверью.
Учебные корпуса, общежития и административные помещения колледжа были расположены вокруг зеленого газона, который назывался Овалом. Чарльз, выйдя из Лемюэл-Холла, решил не заходить, как обычно, в соседнее здание – Эмбри-Холл– за почтой, а зашагал по дорожке вокруг Овала в другую сторону, чтобы остыть немного в предвидении грядущих событий.
Перемена, разумеется, уже кончилась, и на Овале не было ни души. То, что происходило здесь в течение дня, каждый раз заново поражало Чарльза. Раздавался звонок, и вот откуда-то возникали тысячи полторы людей. По пути из одной обители знания в другую они наполняли тихую площадку нестройным гулом, а через десять минут так же внезапно исчезали, перетасованные уже по-иному, в строгом соответствии с вековым и в высшей степени условным порядком, нашедшим материальное воплощение в этих зданиях из серого камня и кирпича (философское отделение, отделение английской литературы, химическое и так далее), словно все эти названия и отделения, все эти постройки отражали некие реально существующие незыблемые разграничения между явлениями природы и сферами познания их. Порядок как таковой, порядок ради порядка – воистину поразительная штука!
С утра, как всегда в осеннее время, погода была восхитительна: сверкающий иней на траве, воздух с особенным и острым вкусом, как вкус яблока. Теперь, однако, эта особенная свежесть уже почти не ощущалась; мокро поблескивали травинки, словно в самый заурядный весенний день, лишь кое-где на земле белели полосы инея; самая погода для насморка. Становилось слишком тепло. Чарльз снял пальто и перебросил его через плечо вместе с зеленой сумкой для книг, которая здесь, в этом колледже, воспринималась как проявление своеобразного пижонства: небрежное напоминание о том, что ее владелец учился в большом старинном университете на востоке страны, где такие сумки были в моде. Чарльз медленно обходил Овал самым дальним путем, пытаясь разобраться в чувствах, вызванных только что разыгравшейся гнусной сценкой. Чувства эти могли сделать честь любому интеллигентному человеку: они были противоречивы.
