– К сожалению, да.
– Почему же вы умолчали?
– Это было нечестно, по-вашему?
– По-моему, да.
– Но я же не могла свести вас с ним! Вот и решила поговорить с каждым в отдельности. После обеда я была у мистер Солмона тоже.
– Ну и как?
– Никак. Вы оба можете служить благородным примером для остального педагогического мира. Люди принципа! А он к тому же еще и смакует это. Не то, что вы. Мне кажется, я бы не могла найти общий язык с мистером Солмоном.
– Сегодня я имел честь познакомиться с вашим отцом, – сказал Чарльз, – и тоже думаю, что не смог бы найти с ним общий язык. О чем я очень сожалею, – добавил он, намереваясь сказать: «Потому что я собираюсь на вас жениться», но решимость ему изменила.
– А почему вы сожалеете? – полюбопытствовала Лили, но в эту минуту официант принес им виски и сообщил, что мистер Гардиньери сейчас подойдет.
– Здесь во многом виноваты, кажется, вы, – сказал Чарльз. – Вся эта история гораздо неприятнее, чем вы подозреваете, и гораздо сложнее. Ваш отец, по-видимому, очень вас любит?
– Он тоже потерял жену и всячески старается, чтобы я была счастлива.
– Поэтому, ничего не добившись ни от меня, ни от Солмона, вы направились прямо к вашему папаше, да?
– Конечно! Что мне еще оставалось?
– Разве это так для вас важно? Не могли поставить на этом точку?
– Стало быть, не могла. Стало быть, важно!
– Что ж, вы добились результатов, – мрачно сказал Чарльз. – Ваш папаша с благословения сенатора Стэмпа и с его помощью терроризировал ректора и уже собирался идти с дубинкой на мистера Солмона. Я удержал его.
– Почему?
– Почему? Видите ли, дорогая Лили, так с людьми не обращаются. Даже если очень хочется чего-то добиться.
– Но вам-то он не угрожал дубинкой?
– Нет. Однако особого героизма я не проявил. Ко мне не пришлось применить силу, так как я – увы! – капитулировал еще раньше. И это объясняет, как ни странно, почему мы с вами здесь. Скажу вам так, Лили: в силу некоторых обстоятельств, которые возникли сегодня, я вынужден был разрешить Бленту играть. Мне очень неприятно, что я попал в такое положение, но скажу вам больше – теперь уж я считаю, что он обязан играть. Ваш приятель совсем не такой простачок, каким вы его изобразили.
– Да, – сказала она, – боюсь, что вы правы. По-видимому, я ошиблась в отношении его.
– Как вас понимать?
– Неважно. Продолжайте ваше мрачное повествование!
– Уж мрачнее некуда! Не знаю, правильно ли я поступлю, выдав вам тайну, – ведь я дал слово. Но такое нельзя скрывать, и если кто-нибудь должен знать, так это в первую очередь вы. Потому что, к слову сказать, он вас обманул. Он провалил зачет по другой причине.
