Доктор Лей проводила его. Стены коридора, вдоль которого располагались одноместные палаты, были сделаны из матового стекла. У двери палаты с номером «2» сидела Энн Леннокс и читала книгу. При появлении Уэксфорда она вскочила.
— Я нужна вам, сэр?
— Нет, спасибо, Энн. Пожалуйста, сидите.
Из палаты вышла сестра, оставив дверь открытой. Доктор Лей сказала, что подождет его и еще раз повторила просьбу не оставаться дольше десяти минут. Уэксфорд прошел в палату и закрыл за собой дверь.
Она сидела на высокой белой кровати, обложенная множеством подушек. Левая рука покоилась на перевязи, а плечо плотно забинтовано. В палате было так тепло, что вместо больничного халата она набросила белую накидку, обнажавшую правое плечо и предплечье. В эту же руку была введена и капельница.
Ему вспомнилась фотография из «Индепендент он санди». Перед ним словно сидела Дэвина Флори, только семнадцатилетняя.
Вместо копны коротко остриженных кудрей лицо обрамляли длинные волосы. Густые, без единого завитка, необычайно красивого темно-каштанового оттенка, они свободно падали на плечи. Как и у бабки — высокий лоб, большие, яркие, глубоко посаженные глаза, нет, не карие, а цвета лесного ореха с черным обрамлением вокруг зрачков. Кожа, пожалуй, слишком белая для шатенки, довольно тонкие и очень бледные губы. Нос, в отличие от бабки, совсем не походил на клюв, а был чуть вздернут. Уэксфорд вспомнил мертвые руки Дэвины Флори, узкие, с длинными пальцами; у Дэйзи — точно такие же, только кожа мягкая и по-детски нежная. Колец на руках не было. Проколы для серег на нежно-розовых мочках ушей выглядели как крохотные розовые ранки.
Взглянув на него, она не произнесла ни слова, а лишь беззвучно заплакала.
Вынув салфетку из коробочки, стоявшей рядом на столике, он молча протянул ее девушке. Она вытерла лицо и, опустив голову, зажмурила глаза. Тело ее вздрагивало от сдерживаемых рыданий.
— Мне жаль, — произнес Уэксфорд, — мне очень жаль.
Она кивнула, и здоровая рука ее сжала мокрую салфетку. Ведь прошлой ночью она потеряла мать, а у него это как-то отошло на второй план. Она потеряла и бабушку, которую, должно быть, любила не меньше, и человека, ставшего для нее дедом, когда ей было всего пять лет.
— Мисс Флори…
— Называйте меня Дэйзи.
Голос прозвучал глухо, так как она вновь прижала салфетку к лицу. Уэксфорд видел, что слова давались ей с усилием. Она сглотнула и подняла голову.
— Пожалуйста, называйте меня Дэйзи. Не надо «мисс Флори». Ведь моя фамилия Джонс. И я должна перестать плакать!
